Он вздрогнул, опомнился, сказал торопливо:
— Взгляни… Взгляни на меня. Я, по-твоему, не изменился?
Мрак демонстративно оглядел Олега с головы до ног с таким
видом, словно покупал его на невольничьем рынке, только что мускулы не пощупал
и в рот не заглянул, пересчитывая зубы.
— Все та же рожа.
— А ты посмотри лучше, — посоветовал Олег.
Мрак посмотрел. Снова во всех оптических диапазонах, от
ультрафиолета до самых дальних инфракрасных, пытался заглянуть с помощью
эхолокатора, радиолучей, жесткого гамма-излучения, но все увязало, как и
раньше.
— Здорово, — сказал он наконец.
— Но это я уже заметил… Это что же, никаким рентгеном
тебя не просветить?
— Что такое рентген? — сказал Олег с
пренебрежением.
— Понимаешь, у меня ядерная кожа. Ядерная! То есть из
одних ядер. Плотность у нее… ну, зато я сделал ее тонкой. В меня можно стрелять
из танкового орудия, вообще любого оружия. Думаю, что даже взрыв атомной бомбы
мне не повредит, хотя пробовать я бы не стал…
— Таких шкур не бывает, — заявил Мрак уверенно.
— Тут ты ошибаешься. Даже молибденовая сталь…
— Заткнись, — посоветовал Олег.
— При чем тут молибден?
— А из чего твоя шкура?
— Из меня, — ответил Олег.
— Не понял? Из меня. Моя шкура в сто тысяч раз тоньше
папиросной бумаги, а та давно уже эквивалент сверхтонкости, но зато моя шкура в
три миллиарда раз прочнее самой прочной легированной стали. Даже твоей хваленой
молибденовой!
Мрак вытаращил глаза. Олег ответил негодующим взглядом, с
легкостью прошелся по веранде, даже зачем-то потопал ногой, но это для Мрака
зачем-то, а он помнит, как страшился сначала, казалось, что из-за такой кожи
будет весить как египетская пирамида или хотя бы как многотонный тягач, ведь
шкура, верно, тяжелее стали в сто миллионов раз, но зато прочнее в три
миллиарда, а это значит, что вот теперь он действительно тонкокожий…
— Бомба тебя не возьмет, — повторил Мрак
машинально.
— а как насчет химии? Как у нас говорят, Большой Химии?
Если тебя на годик посадить в эту Большую Химию… я имею в виду, в озеро азотной
кислоты… то как?
— А никак, — ответил Олег равнодушно, но Мрак
уловил просто сатанинскую гордость, что перла во все щели.
— Почему?
— В моей шкуре, — ответил он наставительно, —
просто нет атомов. А значит, нет электронов, чтобы вступать в химические
реакции. Ядерная шкура, Мрак. В самом деле, ядерная.
— Да это я так, — признался Мрак.
— На самом деле я пробовал тебя прощупать протонами,
нейтронами, альфа-частицами, гамма-лучами… Ты в самом деле — черный призрак!
Он смотрел на Олега почти со страхом, но, когда вспоминал,
что и сам идет по той же дороге, где Олег протопал, как слон, на пару недель
раньше, шерсть вставала дыбом, а сам не знал, орать от ужаса или верещать от
неслыханной удачи.
Шкура Олега уже и так самая сверхпрочная шкура на свете. И
как шкура, и как все-все. Ее невозможно прижечь никакими кислотами, Олег даже с
самыми нежными кишками внутри может купаться в океанах серной или азотной
кислоты, ему нипочем пролететь по поверхности Солнца, а то и нырнуть в его
глубины, он не ощутит холод… по крайней мере очень скоро не ощутит. Его нужно
держать в морозильнике годы, чтобы температура понизилась хотя бы на пару градусов,
а в работающем атомном реакторе он в состоянии прожить несколько недель, не
замечая жара.
— Как ты это сделал? — спросил он, едва дыша.
— Да как тебе сказать… До вчерашнего дня, как бы я ни
пытался закрепить уплотнение кожи, все возвращалось на круги своя. Нейтрон
после облучения снова распадался на электрон и протон обычно через пару минут.
Но вчера мне удалось добиться устойчивости. Вот уже сутки, как я превратил
протоны в нейтроны, и, ничего, пока держится. А когда ядра не могут держать
электроны, то, ты же знаешь, они смыкаются…
— Да-да, — сказал Мрак осевшим голосом, —
знаю… Это он по чистой случайности в самом деле знал. Такие ядра, смыкаясь,
образуют монолит, который вообще вообразить невозможно. Известно только, что
такое образуется в нейтронных звездах. Из школьного учебника запомнил рисунок,
где наперсток с таким веществом везут на сорока железнодорожных платформах.
— Надеюсь, — сказал Олег торопливо, — что
удастся закрепить. Кожа из такого нейтронита — это, знаешь ли…
Мрак вздрогнул:
— Олег… мы не слишком быстро шагаем?
— Очень, — признался Олег, — очень слишком,
если есть такое выражение. Если нет, то пусть будет. Я бы это растянул на пару
лет… но если ты не ошибся насчет зова Таргитая…
— Не ошибся, — ответил Мрак коротко.
— Ему хреново. Рассказывай, как это сделать. Чтобы и
мне, да побыстрее, да побольше, потолще!
— До этого, — проговорил Олег, — мы прыгали
по поверхности атомного ядра. Перемещали, так сказать, электроны атомов. Но
если копнуть глубже, если задействовать электроны не атома, что мы умеет
прекрасно, а самого атомного ядра, то это даст в десятки миллионов более
мощности. Нам, нашим телам.
Мрак ощутил, что голова кружится, а сам Олег показался
сумасшедшим. И вообще вокруг одно сумасшествие.
— Ты это всерьез?
— А как ты думал? — ответил Олег очень серьезно.
— Как выйти в настоящий космос, если первый же
крохотный метеорит… песчинка какая-нибудь!… пронижет тебя насквозь? То, что мы
до Луны и обратно,
— это еще не космос! Это так, прогулка перед подъездом
родного дома. Ни одна собака не успеет гавкнуть, как мы снова дома. А вот в
настоящем космосе, хотя бы в межпланетном… Космические корабли еще как-то могут
защититься броней метровой толщины, а мы?
— Что мы, — пробормотал Мрак.
— Не можешь же ты и себе создать такую же шкуру?
— Могу, — возразил Олег.
— Метровой толщины?
— Толщина пусть будет в один-два ангстрема… но
прочности в ней будет больше, чем в пятиметровой броне из тантала. Хочешь,
покажу расчеты?
— Не хочу, — ответил Мрак с поспешностью.
— Я тебе почти верю. Ты скажи мне, как?
— Понимаешь, дело в том, что я сам мало что
понимаю, — сказал Олег. Мрак язвительно хохотнул. Олег сказал, защищаясь:
— Я перестраивал молекулы кожи, потом атомы, а в конце
концов уже одни нейтроны, добиваясь одной-единственной цели…
— Трус, — сказал Мрак обвиняюще.
— Шкуру свою берег!
— Да, — сказал Олег с достоинством.
