Неземная красота ударила по атомным, но все же человеческим
нервам, как по натянутым струнам. Он задохнулся от неведомого чувства,
оглядывался ошалело, но пылающий огонь повсюду, везде вспыхивают и гаснут
дивные цветы, сквозь пространство пролегли широкие дороги и уходят в
бесконечность, а во всем огромном космосе не осталось ни одного клочка, где бы
оставался мертвенно-черный цвет.
— Что у меня со зрением? — пробормотал он. С
великим усилием вернулся к прежнему, к оптическому, снова удар по нервам: он
завис в жуткой пугающей черноте, со всех сторон пустота, а за сотни световых
лет светятся самые ближайшие звезды…
— Нет, уж лучше…
Он еще не знал, чем лучше, но этот мир богаче, ярче, а раз
так, то на богатом лугу и попастись можно вволю. Теперь можно различить, что
через пространство идет струя космической пыли… слово-то какое серое, тусклое,
а на самом деле это чудесное зрелище, почти такое же чудесное, как и вон та
полоса космического газа, яркая и нежная одновременно…
Олег оглянулся на бормотание, прокричал:
— Тоже заметил?
— Такое не заметить, — пробормотал Мрак, —
надо быть очень умным… да еще искать Истину…
— Но я давно заметил, — сообщил Олег гордо.
— Значит, ты еще не совсем пропащий.
— Спасибо.
— Сколько мы прошли?
— А ты как думаешь?
Мрак посмотрел на звезды, на Олега, снова на звезды, что так
и не сдвинулись с места, сказал наугад:
— Где-то раз в тридцать больше, чем Земля от Солнца.
— Верно, — сказал Олег с непонятным облегчением.
— Хорошо, ты уже близко…
— К чему?
— Я тоже сперва научился… чувствовать расстояние, а
потом уже… пользоваться аннигиляцией.
Мрак подумал, сказал осторожно:
— А нельзя научиться чувствовать дорогу? Как гуси или
прочие скворцы, что находят дорогу в родной скворечник?
— Хорошо бы, — ответил Олег.
— Все может быть, Мрак. Но сейчас…
Плутон — 39, 4 а, е. от Солнца, — период обращения —
247, 7 лет, — период вращения — 6, 4 года, — диаметр — 3000 км,
обнаружен метан. Двойная планета, спутник в три раза меньше по диаметру. Это
все, что Мрак узнал о Плутоне, да и то в течение секунды уже в момент, когда
неслись к его поверхности, как две крылатые ракеты.
Мрак погасил скорость на последней сотне метров до
поверхности. Кости затрещали от перегрузки, а внутренности выли, стонали,
плакали. Олег вообще начал тормозить только в десятке шагов, умеет становиться
на какие-то мгновения вообще монолитом, надо будет перенять эту крайне нужную в
доме технологию.
Из-под ног разлетелся гравий. Вообще-то не гравий, а
замерзшие комки метана, здесь хоть и планета, но температура уже не планетная.
Если сравнивать с квартирой, то Меркурий можно назвать местом у жарко
натопленной печки, Земля — у стола, Юпитер и Сатурн — на лестничной площадке,
продуваемой зимними сквозняками, Уран уже внизу у стены с почтовыми ящиками, а
Плутон — в подъезде, но еще по эту сторону двери дома. Хоть вроде бы еще и
дома, но всей кожей чувствуешь погоду улицы, а под ногами уже снег, вбитый
ветром в щель.
Мрак зябко повел плечами. Не потому, что холодно, тело
поддерживает температуру в автономном режиме, просто представил себе, что здесь
не только плевок упадет на землю стеклянным комочком, но и воздух, выдыхаемый
из рта. Здесь и дальше — уже то, что пугливо называют Большим Космосом.
Он повернулся, отыскал взглядом среди звезд родное светило.
На Меркурии — огромное, косматое и яростно пылающее на полнеба, здесь выглядит
в самом деле как звезда. Ну, не звезда, диаметр все-таки есть, но как очень
далекая планета. И ни фига не светит. Если бы они давно не умели смотреть во
всех диапазонах, то ходили бы на ощупь.
— Знаешь, — сказал он неожиданно, — как-то
смотрел кино про всякие там кровавые битвы в космосе… Дрались, дрались, а в это
время их звезда возьми да и грохни. Как напоминание, что все мелкие драчки
людишек ничего не стоят. Зрелище было, скажу тебе, кошмарное! Коровы кричат,
куры кудахчат, люди бегают, орлы… ну да, орлы летают… Все сразу забыли, что они
только что воевали, начинают спасать вещи, да уже поздно. Нахлынул на них жар,
всех обратил в высушенные скелетики… Одни тараканы остались бегать, им все
нипочем.
— Откуда тараканы?
— Тараканы везде живут, — предположил Мрак
неуверенно.
Олег подумал, посмотрел на небо, сказал грустно:
— Брехня.
— Я тоже так думаю. Тараканов никому не отдадим! Это
только наша гордость, сокровище землян.
— Про сверхновую брехня. Не могла она в высушенных
скелетиков…
Мрак оживился:
— Вот и я думаю, тоже брехня. Брехня на брехне. А если
планета была дальше, чем Земля от Солнца? А, скажем, как Марс?
Олег тоже посмотрел на далекое Солнце, проговорил:
— Мрак… Да ты еще дичее, чем я думал. Если Солнце
превратится в сверхновую, то раздуется так, что будет здесь… а то и дальше…
Мрак обиделся:
— Ты меня совсем за лоха имеешь? Я представляю, сколько
отсюда и до Солнца! Больше чем в тридцать девять раз, чем Земля от Солнца. Да
ты совсем чокнутый…
Олег смолчал. Не только обывателям, всем нормальным людям
кажется почему-то, что взрыв сверхновой страшен только в случае, если взорвется
собственное солнце. А если, скажем, сверхновой станет Проксима Центавра, до
которой свет идет больше четырех лет, то и пусть, мы разве что увидим на небе
слабую искорку.
Ни фига! Для жителей Земли настоящей катастрофой стал бы
взрыв сверхновой, скажем, в радиусе даже ста световых лет. Порожденные взрывом,
космические лучи смели бы весь озоновый слой и позволили ультрафиолету сжечь
жизнь на Земле, включая и вездесущих тараканов, ставших благодаря малограмотным
журналистам еще одной легендой земной цивилизации.
Так что немало звезд могут уничтожить жизнь на Земле.
Страшно подумать, до чего же это хрупкая вещь — жизнь. И надо расселяться по
космосу как можно быстрее, быстрее, быстрее…
Мрак подошел и встал рядом. Плечом к плечу всматривались в
звездную жуть. Оба чувствовали себя на берегу огромного океана. Не злого, не
враждебного, а просто равнодушного.
— А как дальше? — спросил Мрак.
— Не знаю, — ответил Олег честно.
— Это ничего, — утешил Мрак.
— Главное — ввязаться в драку. А там посмотрим. Авось
не только выживем, но и врагу своротим рыло.
— Да нет врага, — ответил Олег тоскливо.
— Был бы… все проще! А так теперь нам надо все эти
расстояния, что одолели, считать прогулкой по асфальтовому пятачку перед,
подъездом. А дорога вот только теперь… только здесь!
