Он бросил пугливый взгляд в сторону, сжался еще больше,
зарычал от стыда, но оставался сжатым в ком страха. Глаза то и дело
поворачивались в стороны, а когда велел смотреть только вперед, проклятые
мышцы, что в теле обезьяны все делают наоборот, все же повернули глаза так, что
он стал смотреть прямо сквозь череп.
Впереди полыхает сине-фиолетовый ад: звезд стало немыслимо
много, откуда только и повыпрыгивали, все горят ярко-синим огнем, а многие и
вовсе — фиолетовым. Казалось, они все стянулись навстречу, краем глаза он видел
космос по бокам, там почти нет звезд, а то, что есть, — тусклое, дряблое,
едва заметное.
Оглядываться было спокойнее: в черном ночном небе слабо
тлели разбросанные на большие расстояния темно-багровые угольки звезд. Ни одной
синей, фиолетовой или даже оранжевой — только теплые цвета, от пурпурного до
темно-вишневого. Вообще-то можно предположить, что часть звезд…
Он перешел на рентгеновское зрение, вскрикнул и снова стал
смотреть поспешно вперед. Позади — звезд масса, все яркие и страшные, а главное
— все совсем в других местах, чем он видел только что.
Олег уходил вперед, все наращивая и наращивая скорость. Мрак
видел, как он оглянулся, все никак не привыкнет, что вот это изменение цвета в
пылающем шаре,
— это волхв смотрит не вперед, а на него. Гад, не
только смотрит, но и прощупывает его, заглядывает, как коню в зубы…
— На себя смотри! — заорал он, озлившись.
— Куда прешь, посмотри, дурак!
Впереди звезд становилось все больше. Это был яркий
полыхающий рой, затем они сдвинулись еще ближе, и устрашенный до свинячьего
визга Мрак увидел, что они с этим прибацанным волхвом несутся прямо в
полыхающий ад огромнейшего из солнц, в раскаленного добела звездного гиганта,
прямо в его недра!
Олег прокричал:
— А что сзади?
Угольно-черная пустота догнала Мрака и накрыла с головой. Он
захрипел в ужасе, закрыл глаза и некоторое время несся так, ничего не видя и не
слыша. Все атомы тряслись, грозя сорваться с указанных им мест в решетках, он
чувствовал смертельный холод. Затем в сознание пробился настойчивый злой голос:
— Мрак!… Это всего лишь иллюзия.
— Как…
— прохрипел он, — опять?
— Снова! — прокричал Олег, его голос искажался до
писка, потом сразу переходил в низкий рев, падал в инфразвук, а иные слова Мрак
не разбирал вовсе.
— Искажения… некогда разбираться… прем…
Мрак ответил горько:
— Прем…
Он открыл глаза и заставил себя смотреть в огромное жерло
раскаленного солнца, куда они неслись стремительно, безостановочно, с жуткой
обреченностью. По бокам не осталось звезд, только далекие полосы космического
газа, позади — страшная чернота без единой звезды, а впереди — топка,
раскаленная топка, побольше той, в которой японцы сожгли живьем Сергея Лазо…
Олег старался не смотреть в сторону Мрака, чтобы тот не
разглядел ужаса в его глазах. А ужас пронизывал… хотел привычно сказать, что до
мозга костей, но сейчас у него нет ни костей, ни мозга в том старом привычном
значении, но страх оставался, леденил если не тело из костей и мяса, то эту его
новую плоть. Олег через ужас, захлестывающий сознание, заставил себя признать
факт, что он — все еще прежний клубок древних инстинктов, привычек, старой
дури, и порадоваться, что тащит с собой все три миллиарда лет эволюции.
Измученное тело, хотя можно ли его называть телом, начало
странно само по себе наливаться силой, мир становился ярче. И вдруг он ощутил…
удовольствие. Странное, ни с чем не сравнимое удовольствие. Удивился, поспешно
включил все резервы, стараясь понять, но мозг, уже способный с легкостью
представить шестимерное пространство, пасовал, тыкался в темные стены.
А потом вдруг как сверхновая взорвалась прямо перед глазами:
да это же он жреть, как говаривал Мрак. Его шкура сама жрет энергию, впитывает
ее из космоса, а не просто усваивает, накапливает. Жрет, ест, кушает, а его термоядерный
организм просто рычит от удовольствия.
— Наконец-то, — вырвалось у него.
— Наконец-то шкура сама. Без напоминаний…
Мрак услышал, прокричал издали:
— Что там?
— Пустяки! — крикнул он в ответ.
— Теперь у меня другая задача…
— Летим обратно?
— И не мечтай. И не гавкай под руку. Теперь буду
думать, как объяснить, когда можно жрать, а когда нельзя.
Мрак, судя по его виду, не понял, но это к лучшему. Вряд ли
его обрадует, что он, Олег, задумавшись, может в рассеянности съесть не только
котлету с чужой тарелки, но и саму тарелку, стол, столовую, здание и все вокруг
на километры.
Во всяком случае, тогда Мрак на свою дачу больше не позовет.
Человек призван населить мир, подумал Мрак. Если у него не
получается населить его вот так сразу себе подобными, то он тут же населяет
его… не подобными. Он хорошо помнит, что когда-то из-за каждого дерева
выглядывал леший, на дереве сидели мавки, по лесу бегали чугайстыри, олени с
золотыми рогами, оборотни, на дорогах старались подлащиться и затем увести на
плохую тропку исчезники и попутники, в лесных озерах плескались водяные,
водяницы, русалки, везде летали вилы, ведьмы на метлах и в ступах, дома кишмя
кишели домовыми, овинниками, сарайниками, конюшенниками, подвальниками, бабы
перекидывались черными кошками, чтобы доить соседских коров, соседи оказываются
оборотнями, лягушки превращаются в царевен, а кабан или медведь мог оказаться
заморским принцем или ближайшим родственником.
Он жил в этом мире, общался, и все жили. Потом мир менялся,
и окружение менялось, а вот сейчас его вовсе выперло в межзвездное
пространство, и вот тут-то и пришла настоящая жуть, сверхжуть, гипержуть…
Пространство свистит в ушах, он старательно представлял, что
в самом деле свистит и чуть не отрывает уши, а встречный вакуум бьет в лицо и
раздувает рот, и тут в самом деле ощутил нечто странное, отчего сразу шерсть
встала дыбом, мышцы напряглись, а по всем нервам пробежал ток. Из невообразимой
дали донесся странный тоскливый звук, похожий на рев одинокой заблудившейся
паровозной сирены. Он тряхнул головой, рев вроде бы сместился в другие
диапазоны, но не пропал, только истончался все сильнее и сильнее, пока не исчез
из зоны слышимости. Мрак поспешно перешел на ультразвук, звук еще слышался. Уже
не рев, а писк все истончался, но теперь Мрак с холодком понимал, что ему не
почудилось. А если и почудилось, то уж очень странно как-то почудилось, реально
очень.
Он быстро взглянул на Олега. Тот почему-то почти
размазывался по пространству, красивый такой волновой пакет, изящная структура,
в которой он весь, включая все родинки, прыщи и даже трещинку на ногте большого
пальца левой ноги.
Звук повторился, на этот раз Мрак услышал слабый треск,
словно потревожилась кровля, а потом легкое шуршание, что тоже понятно:
каменная плита дала трещину, по ней сыплется песок…
