* * *
Марьяна почувствовала прилив горячей крови к голове, пальцы ее механически крутили тюбик помады. Мужчина сзади в упор смотрел на Марьяну глазами аллигатора, она на него. Опять же механически Марьяна провела губной помадой по губам, тюбик выскочил из руки… Чертыхнувшись, она грубо сказала мужчине:
– Чего уставился? Красоты не видел?
Красота была сомнительная, так как сквозь тональный крем и толстый слой пудры просматривались синяки. Мужчина что-то проворчал в ответ и скрылся в зале, после чего Марьяна замерла от холодка, пробежавшего по спине. В это время подошел оперативник в костюме и бабочке, тронул ее за локоть:
– Ты готова?
– Господи! – испугалась она, вздрогнув.
– Ты чего? – непроизвольно отпрянул опер.
– Слышь, – сделала она призывный жест, чтобы он наклонился к ней. Тот согнул голову, подставив ухо. – Я видела его. Он здесь.
– Убийца? – уточнил опер.
– Да, да! Он подошел сзади и уставился на меня, как баран на новые ворота.
– Ты не выдала себя?
– Ой, не знаю… Нет, наверное. А вдруг он меня убьет здесь же?
– Не болтай ерунды. Подожди, я сейчас…
Он рванул… в туалет! Марьяна подняла плечи к ушам:
– Описался, что ли? И это опер!
– Марьяна! – выплыла из общего зала Молчанова. Она была в великолепном платье цвета морской волны, в украшениях. – Заходи, мы начинаем. А где же твой…
– Мой бой в сортире, – проворчала Марьяна, не решаясь сделать шага без него.
– Что у тебя с лицом? Боже, это же синяки…
– Кому не нравится, пусть не смотрит. Ах, вот и он, – вздохнула Марьяна с облегчением, узрев своего «бойфренда». – Идем, пупсик, нас ждут.
Войдя в общий зал, Марьяна живо оглядела его, но убийцы Елецкого там не было. Она пересекла зал по прямой вслед за Молчановой и переступила порог банкетного зала. Народу за длиннющим столом было много. Как назло, в поле зрения попал именно он, тот самый мужчина со взглядом аллигатора, сидел возле пустого стула, предназначенного для именинницы. Молчанова показала, где места Марьяны и ее спутника, затем под аплодисменты, будто она артистка, прошествовала к месту во главе стола. Во время первого, очень длинного тоста Марьяна шепнула оперу:
– Он здесь.
– Где сидит? – спросил шепотом опер.
– Тост говорит.
– Ты с ума сошла?!
– Нет, а что? – удивленно уставилась на него Марьяна.
* * *
Примерно час спустя Лихоносов присоединился к тройке за столом в общем зале, разлил вино и улыбнулся Тимофею:
– Ну и как?
– Он узнал ее, – вместо Тимы сказала Юля. – Она в банкетном зале. На ней платье цвета морской волны.
– А мужчину видел, который тогда приходил к твоим родителям? – спросил Лихоносов мальчика.
– Нет, не видел.
– Тогда давайте ждать, заодно поедим.
– Скажите, в том зале празднуют уважаемые люди? – обратился к нему Дар.
– Не все, но… да, уважаемые люди.
– Как же эти уважаемые на мальчишку руку подняли?
Лихоносову нечего было ответить, он резал мясо на тарелке и думал о том скандале, который потрясет город. Еще думал о том, что найдутся крикуны-защитники, которые будут обвинять органы в фальсификации улик; адвокаты станут оспаривать право защищать честных и порядочных граждан, на которых оказывается давление, возможно, привяжут сюда политику; пресса не оставит скандал без внимания… И никто не вспомнит крылатую фразу: «Вор должен сидеть в тюрьме», тем более убийцы. Много чего будет перевернутого, что не укладывается в сознании, как у этого блондина, представившегося странным именем Дар. М-да, не ходить Лихоносову с Ипсиланти в героях, не ходить. Скорее, их объявят врагами, топчущими землю зря. Но это будет потом, а сегодня…
Из банкетного зала высыпал народ – кто на танцы, кто пошел курить. Лихоносов напомнил Тиме:
– Внимательно смотри, не пропусти.
Тимофей взял стакан с соком, приставил его к губам, исподлобья изучая гостей, выходящих из банкетного зала. Юля кому-то махнула рукой и улыбнулась.
– Здесь есть ваши друзья? – спросил Лихоносов.
– Просто знакомые.
– Кто? – Его все интересовало.
– Инна Чупахина и ее муж… не помню, как его зовут.
Вдруг Тимофей процедил с ненавистью:
– Вон та тетка… в голубом платье… (Слегка повернув голову, Лихоносов кивнул ему, мол, вижу.) И дядька здесь. Он в белом пиджаке, танцует с теткой в черном платье.
Лихоносов якобы невзначай повернулся к танцующим, затем, вернувшись в прежнюю позу, выпятил губу:
– Я думал на другого. Ты не ошибся, Тима?
– Не-а. Я их хорошо запомнил.
– А еще двое? Ты видишь их?
– Не вижу. Их нет.
Сквозь толпу танцующих пробирался к их столику озабоченный опер – спутник Марьяны…
* * *
А она поняла: ей крышка. Натуральная крышка – от гроба. Все, никто ее не защитит. Ни Ипсиланти, ни этот второй со стальным голосом, никто. Вон и опер быстренько слинял, сказав, что сейчас вернется. Бросил Марьяну. Она успокоилась, потому что выхода нет. Налив в бокал для вина водки ровно до половины, выпила залпом. Осталось поесть напоследок, в смысле перед смертью. Взяла бутерброд с икрой и стала медленно жевать… А умирать не хочется… Только теперь все равно гроб ей обеспечен.
– Мы с вами не встречались?
Она повернула голову и ничего, не поперхнулась. Взявшись одной рукой за спинку ее стула, а второй – за спинку пустого соседнего, стоял он, слегка наклонившись к ней. Нет, кусок в горле у нее не застрял.
– Я, дядя, сильно дорогая, чтобы со мной встречаться, – буркнула Марьяна, отвернулась от него и взяла следующий бутерброд с икрой.
– Позвольте вас пригласить?
– Куда? – обалдела она.
– На танец.
Оценив его с ног до головы, Марьяна встала:
– Ну, пошли.
Проходя мимо жены Клочко – к счастью, самого Юрика не было на месте, – Марьяна наклонилась к ней, положив на колени диктофон:
– Не показывайте мужу. Здесь запись. Прослушайте ее одна, вам будет интересно.
Пошла дальше, хмыкнув – хоть отомстит перед смертью, а то как-то не охота умирать, не вернув долг. Идя в зал, она вспоминала, чем в шпионских фильмах убивали. Уколом зонтика? У него нет зонта. Шприцем впрыснет яд? Вряд ли он захватил шприц, не знал же, что встретит ее. Ой, да просто застрелит Марьяну, когда она вернется домой. Или когда будет спать, оперативники его впустят, и он ее грохнет.
