Узнать о том, что человек готовится совершить акт насилия, очень сложно. Составление «психологического портрета» не работает. Но насилие можно предотвратить. Кстати, у специалистов по оценке угрозы есть пословица: «Предотвращение не означает предсказания». Тем не менее, для этого требуется повысить всесторонний доступ к выявлению заболеваний мозга.
Доктор Рейд Мелой, родоначальник этой области, проводит такую аналогию: кардиолог может не знать, у кого из его пациентов будет сердечный приступ, но если он знает о таких факторах риска, как, например, высокий холестерин у них всех, вероятность кардиологических явлений уменьшится. Она станет еще меньше, если врач обратит особое внимание на пациентов с повышенным риском — заядлых курильщиков или имеющих лишний вес, и станет совсем низкой, если он убедится, что пациенты, у которых уже были сердечные приступы, ведут здоровый образ жизни и принимают назначенные лекарства.
Подобная система уже работает в некоторых школах. На первом уровне у всех должен быть доступ к диагностике здоровья мозга и первой помощи, к программам по разрешению конфликтных ситуаций и к информации о предотвращении самоубийств. Партнерские коррекционные программы учат ребят без страхов и сомнений просить квалифицированных взрослых помочь их друзьям, если они вызывают беспокойство.
На второй уровень попадают дети, переживающие трудные времена, — те, которые потеряли одного из родителей, которых дразнят, над которыми издеваются, или ученики, которые относятся к группе риска. Например, геи, лесбиянки, бисексуалы и транссексуалы имеют гораздо больший риск подвергнуться издевательствам, поэтому могут понадобиться отдельные усилия, чтобы эти дети всегда могли обратиться за помощью.
Третий уровень оказывается задействован, когда отдельный ребенок вызывает некоторые сомнения. Возможно, у него какое-то эмоциональное расстройство, он говорил о самоубийстве или — как Дилан — написал работу о насилии или посвященную еще какой-нибудь тревожной теме. Такого ученика направляют к команде специально подготовленных учителей и других профессионалов, которые беседуют с ним, изучают странички ребенка в социальных сетях и другие материалы, говорят с друзьями, родителями, представителями местных правоохранительных органов, психологами и учителями.
Эти меры хороши не потому, что с помощью них можно поймать потенциальных школьных стрелков, но потому, что позволяют школьной администрации эффективно выделить подростков, сталкивающихся с различными проблемами: издевательствами в школе, расстройствами пищевого поведения, нанесением себе травм, недиагностированными нарушениями способности к обучению, злоупотреблением алкоголем и наркотиками, жестоким обращением дома и насилием со стороны ровесников (и это еще не весь список проблем). В редких случаях команда может обнаружить, что ученик строит конкретные планы нанести вред себе или другим, тогда могут быть подключены правоохранительные органы. В подавляющем большинстве таких случаев достаточно просто помочь ребенку.
«Люди, которые преднамеренно совершают насилие, делают это из-за какой-то лежащей в глубине проблемы, — сказала мне доктор Рандаццо. — Часто это проблемы с психикой. Обычно их можно решить, если вовремя обнаружить и эффективно лечить. Улучшение охраны психического здоровья бесспорно может помочь предотвращению насилия».
Если мы серьезно хотим предупреждать случаи насилия, мы также должны понимать, какую цену платит общество за легкую доступность огнестрельного оружия. Дилан сделал то, что он сделал, не потому, что смог купить ружья, но чрезвычайно опасно, что такие смертельно опасные приспособления легко доступны уязвимым людям, стоящим на грани. Мы уже видели, к чему это приводит, и должны принимать эти риски в расчет, когда говорим о том, как сделать наше общество здоровее и безопаснее.
Когда происходят такие трагедии, как в Колумбайн, Виргинском технологическом институте или начальной школе Сэнди-Хук, первый вопрос, который задает каждый, — «Почему?» Возможно, это неправильный вопрос. Я подошла к тому, чтобы считать, что куда лучшим вопросом будет «Как?»
Пытаясь объяснить, почему что-то произошло, мы можем прийти к тому, чтобы закончить поисками простых ответов, а не решений, предусматривающих конкретные действия. Только человек в бедственном положении и со склонностью к самоубийству может посчитать смерть лучшим выходом из неизбежных жизненных неурядиц. Для нас самих опасно рассматривать суицид как естественный ответ на разочарования, когда на самом деле это результат болезни.
Я думаю, что все это применимо к тому, что произошло в Колумбайн. Дилан во многих смыслах был уязвимым — безусловно, он был эмоционально незрел, имел депрессию, возможно, страдал от аффективного расстройства или расстройства личности. Мы с Томом не смогли распознать ничего из этого и не ограничивали вредно влияющие факторы — жестокие развлечения, дружбу с Эриком, — которые еще сильнее усугубляли ситуацию.
Если мы задаем вопрос «как», то это позволяет нам рассматривать падение к саморазрушению как процесс, каковым оно и является. Как кто-то проходит путь к тому, чтобы нанести вред самому себе или другим? Как мозг перекрывает доступ к своим собственным механизмам самоконтроля, самозащиты и совести? Как такое нарушение мышления может быть выявлено и скорректировано заранее? Как мы узнаем, каким будет самое эффективное лечение в конкретном месте и в определенное время и как можно быть уверенным, что оно доступно в любом медицинском учреждении?
Как долго мы будем отказываться признать, что психические заболевания — это вопросы здоровья, и нужно определить, каким меры нужно принять для того, чтобы справиться с ними?
Все эти проблемы срочно требуют нашего внимания. Вопрос «почему» только заставляет нас чувствовать безнадежность. Вопрос «как» указывает на путь вперед и показывает, что мы должны делать.
Как я слишком хорошо знаю, заболевания мозга — это не ситуация из разряда «мы против них». Каждый из нас может пострадать, и с большинством из нас — в разные периоды нашей жизни — это случится. Мы учим наших детей следить за своими зубами, правильно питаться и распоряжаться финансами. Но как много родителей учат детей контролировать состояние своего мозга или сами знают, как это сделать?
Я не знала, и больше всего в жизни я жалею о том, что не научила этому Дилана.
Заключение. Известные изгибы
Сью Клиболд. Отделение Колорадо. Работаю с потерями и тяжелыми утратами. Потеряла сына Дилана, ставшего убийцей и покончившего с собой в школе Колумбайн Хай в 1999 году. Все еще спрашиваю почему. Поддерживаю исследования.
Запись в формате Твиттера, которую я написала, чтобы представиться на конференции глав отделений Американского фонда по предотвращению самоубийств в 2015 году
Не проходит ни одного дня, когда бы я не ощущала переполняющую меня вину — и за то, что я миллион раз подвела Дилана, и за то, что он сделал.
Шестнадцать лет спустя я каждый день думаю о людях, которых убили Дилан и Эрик. Я думаю о последних моментах их жизни, об ужасе и боли. Я думаю о людях, которые их любили: конечно же, о родителях всех детей и о жене, детях и внуках Дейва Сандерса. Я думаю об их братьях и сестрах, родственниках и одноклассниках. Я думаю о тех, кто был ранен, многие из них навсегда остались инвалидами. Я думаю обо всех людях, которые имели отношение к жертвам Колумбайн — об учителях начальной школы, нянях, соседях, — для которых мир стал более пугающим и непонятным из-за того, что совершил Дилан.
