Американцы
Американцы нагрянули к нам в середине весны. Наш город в это время радовал жителей многочисленными лужами в дырках асфальта, кучей мусора, выползшего из-под грязно-серой кромки сугробов, невзрачными перезимовавшими домами и букетами подснежников на рынках в руках у старушек. В нашем весеннем городе группа веселых американцев смотрелась совершенно чуждо — как орхидея на помойке. Но нельзя сказать, что их приезд потряс основы нашего бытия. Мы к гостям были почти привыкшие — иностранцами, как таковыми, нас не удивишь. До приезда этих американцев нас навещали немцы.
Немецкие господа, как оказалось, народ любопытный. Ходили, рассматривали всё с немецкой дотошностью. В нашей группе, в углу на лестничном пролете, стояла коряга — большая такая, покрытая лаком. Стояла она не просто так, а прикрывала своими сучковатыми лапками щербатый угол. Об нее вечно все спотыкались, особенно вечерами, когда выключали свет. Вспоминали при этом и чертову бабушку, и мать вашу — видимо, мать ВД (Веры Дмитриевны). Пару раз пробовали ее выкинуть, но она снова появлялась на прежнем месте.
— Какого лешего?.. Кто ее обратно принес?!
Судя по голосу, на корягу напоролась Лена, наша воспитательница. Они вчера вдвоем с ночной нянечкой тайно от ВД приговорили деревяшку к изгнанию в мусорный контейнер. Да только хранительница коряги принесла свою любимицу обратно, узрев выпирающее из мусорного бака лесное чудище. ВД прозвали у нас Водянкой. Вряд ли придумавший прозвище знал, что водянка — это весьма и весьма нехорошая штука. Вера Дмитриевна была роста маленького, суховатая, как та коряга. Но погоняло приклеилось к ней намертво.
Так вот, что немцы… Бюргеры остановились на лестнице, лопоча что-то по-своему. Переводчиком была наша новенькая социолог. Пока немцы лопотали на родном языке промеж собой, она демократично помалкивала. Гостям, по русскому обычаю, не только соль, но и хлеб поднесли. Точнее, пирог яблочный. Гости надарили нам шариковых авторучек. Алаверды, так сказать, за знакомство и обмен бесценным опытом. И всё удивлялись: «Вы, русские, такие бедные, а любите угощать. У нас гостей встречают скромно». Вот и пойми их: то ли рады гостеприимству, то ли осуждают.
— Лен Ванна, а что там немчура все гуторила на своем?
— Язык лучше учите. Любопытные. Знали бы — перевели.
— Ну скажите! О чем они там в углу, перед корягой, трещали? Небось партизан напомнила наша громадина?
Под дружный гогот над Димкиной шуткой Елена Ивановна, махнув рукой, объяснила, что гости отметили, что у нас «все дырки чем-то прикрыты: либо салфетками, либо вот такими деревьями». И правда, ремонта у нас не было давно. Вот дыру в нише и закрыли вязаной салфеткой, придавив ее расписным глиняным горшком с геранью. То ли немцы так герань любят, то ли салфетки, то ли роспись неизвестного кустаря, аляповато раскрасившего горшок, привлекла их взоры, но огрехи ремонта, а вернее, его отсутствие они заметили. Ведь зачем-то подняли горшок с цветком и заглянули под салфетку, прятавшую под собой большую выщербину. Оказывается, русская поговорка «Любопытство не порок, а большое свинство» относится не только к русским.
Американцы не такие дотошные. И более общительные. Прошел слух, что они приехали выбирать детей. Накануне мы сделали генеральную уборку. Воспитатели велели нам одеться попараднее. Американцы притащили с собой камеру, блеснувшую круглым черным глазом объектива. Факт этот сразу же собрал вокруг них плотный кружок любопытных. В их фильм попал и наш лимон — единственное живое дерево в доме. Лимон на своих тонких длинных ветках держал белые цветы. Листьев было мало. Цветы появились на дереве, когда наша Друид, увлеченная новым оздоровительным течением, начала поливать деревце какими-то смесями. Наверное, это совпадение, но сей факт цветения добавил веры сотрудников в волшебные Верины средства, так что клиентов у нее прибавилось.
Пожалуй, следует пояснить, почему Веру Дмитриевну «крестили» трижды. Сначала появилось простенькое ВД (произносилось как аббревиатура), потом в силу «приятностей» характера погоняло переменили на Водянку, сохранив при этом начальные буквы имени и отчества. А Друидом ее прозвали сами воспитатели. За любовь ко всяким народным средствам, комнатным цветам и… корягам.
Со временем выросли и лимоны. Целых четыре. Темно-зеленые плоды были тут чужаками. Ни в какой фильм они не попали, потому что их съели тайком до того, как американцы приехали еще раз. Лимоны были жутко кислыми, но дегустаторы ели не морщась.
Хотел ли я в Штаты? Наверное, хотел. Улететь туда мечтали многие. Жизнь там казалась другой — красивой, счастливой, какой-то киношной и абсолютно семейной. Катя с братом попала в список счастливчиков. От нее ждали согласия. И она сказала «да», но с условием. Где-то в доме для малышей-сирот жила их маленькая сестренка, которую они с братом никогда не видели. Мать наградила их сестрой тогда, когда они уже стали воспитанниками детского дома. Американцы даже немного удивились, но просьбу Кати они с уважением согласились выполнить. Видимо, действительно у них там ценят семейные узы. Сестренку нашли. Все трое улетели в Штаты. Но еще больше удивились заграничные опекуны, когда Катька прошла тестирование в тамошней школе. Она перепрыгнула два класса и оказалась самой младшей в своем новом школьном окружении. Ее знания были полнее знаний американских ровесников.
Катя Пешкова звонила в детдом регулярно. Заранее договаривалась с директрисой, и в установленное время кто-то из ее старых подруг уже дежурил у директорского телефона, дожидаясь звонка. Катя рассказывала о себе, о тамошней жизни. С жадностью слушала новости когда-то почти родного детского дома. Пару раз она присылала фотографии своей новой семьи. От той семьи силами американских гостей на память детдому был куплен мягкий уголок, да и то, не спроси они у воспитателей: «Что подарить?» — ничего бы и не появилось. В тот год в чужие дали уехало человек десять детей. Как им там живется?
Приехали…
Приехали из Америки наши «американцы», летавшие знакомиться со своими будущими семьями. Гостили две недели на берегу океана. Нам океан казался чем-то нереальными, как сама Америка, и таким же далеким, как Луна. Вернулись они ночью. Детдом тут же проснулся. Зашумел, как растревоженный (медведем, не меньше!) улей. Не терпелось услышать, что видели, посмотреть, что привезли. Это был первый выезд наших за бугор. Ночной воспитатель разгонял любопытных, призывал пойти выспаться и приходить с визитами утром. Не обошлось без сбора дани. Старшеклассники жевали американские гамбургеры.
— На кой ляд вы моих девок ограбили?
В дверях стоял ночной воспитатель. Ирина Витальевна отличалась прямотой во всем. А если и начнет песочить, то на слова не поскупится — отбреет быстро, не дав и шанса сказать хоть что-то в свою защиту. Ребята прозвали ее Головой. Высокая ростом, с фигурой, про которую говорят — «косая сажень в плечах». Голова ее и впрямь смотрелась не очень пропорционально. Плотная шапка кудряшек придавала ей сходство с шаром или, скорее, даже с гигантским темным одуванчиком. Вдобавок ко всему этому Ирина Витальевна отличалась весьма своеобразным чувством юмора. Шутить над собой она не стеснялась. Часто шутки ее были нам не совсем понятны, и ей приходилось разъяснять незнакомые выражения.
