* * *
В сериале «Однажды в Одессе / Жизнь и приключения Мишки Япончика» (2011 г.) главные герои произносят фразы, которые сразу же западают в сердца зрителей, наполняя и сериал, и его героев самым что ни на есть одесским колоритом. Процитируем для полноты картины:
«– Я не сильно умею сказать, но хочу.
– Не люблю, когда меня играют в темную.
– Прекрати тошнить мне на нервы!
– Шо, опять налёт? Яша, а ваш папа знает, чем вы занимаетесь?
– Ну шо, Ваня, как там революция? Уже скоро или еще подождем?.. Товарищи, давайте лучше пиво! А то затеете свою революцию, а потом не знаю, будет пиво или как.
– Благодарю за внимание, господа и дамы! Сохраняйте революционную сознательность и не рыпайтесь минут десять.
– Куда годится эта жизнь? А я скажу куда, на кладбище!
– Так и каков Ваш ответ? А то я не понимаю, а когда я не понимаю, я нервничаю.
– Прошу немного помолчать, иначе мне придётся сделать что-то такое, за шо потом всем будет неудобно. Это не налет. Может быть, это похоже на налет, но это совсем другое дело! Так шо я предлагаю добровольно пожертвовать на нужны трудящихся и революции. Сейчас товарищи пройдутся и соберут, кто чем богат.
– Люди делятся на тех, кто умеет пить; и тех, кто не умеет, но все равно пьет. И вот первые получают удовольствие от горя и от радости, а вторые страдают за тех, кто пьет водку, не умея её пить.
– А вот мне интересно, а кого хочет ваша дочь? Она хочет графа?! Так вы передайте ей, шо граф – это семечки, когда до нее просится Король!
– Или я имею чувства к девушке, или девушка меня не стоит.
– Та не машите руками, простудитесь.
– Шо вам до тех людей, Циля? Плюнь и разотри!
– Фира! Все. Антракт! Хватит греть уши!
– Как так. А шо скажут соседи?! Ривочка не замужем, а у нее в окне строчат какие-то мужчины. Не бывать этому.
– Мсье Аверман, накапайте уже вашей истеричной дочери, что там у вас в пузырьке на подоконнике!
– Перестаньте мокнуть носом.
– Считаю до трех, два уже было.
– Ага! Пойду. Только шнурки поглажу.
– Не рвите гланды, простудите, заживает долго.
– В какой несгораемый шкаф вы спрятали свой стыд?
– Я не беру к сердцу, если тут плевать на мое сердце!»
* * *
Михаил Жванецкий рассказывал:
«– Когда я работал у Аркадия Райкина, меня дома, в Одессе, не было года два. Вернулся – на столе полно повесток в военкомат. Пошёл, военком разорался: «А если война?! Где вас искать?!». Я сказал: «Начинайте, я подъеду»».
После Октябрьского переворота 1917 года «всем местным и присланным по назначению «революционерам» (в том числе и евреям) была уготована соответственная роль в развернувшемся «народном» спектакле длинною более семидесяти лет. Роли часто менялись или совсем видоизменялись. Укажем некоторых наиболее активных евреев: новым комиссаром «народной милиции» (1917 год) стал Н. Шорштейн, комиссаром города – Я. Либерман, временным городским головой – Б. Фридман, руководителем реорганизации одесской тюрьмы для нужд «революции» – Мильман, в среде красногвардейцев выделялся Гольдман… В интернациональном составе следователей ревтрибуналов выделялись местные и приезжие «принципиальные» евреи. Своей непримиримостью отличалась и чекистка-садистка по имени Дора. Начальник иностранного отдела ГПУ Пискер и его подчиненные совмещали основную революционно-бандитскую деятельность с контрабандой, вымогательством и просто воровством»
[9].
* * *
Два одессита беседуют за политику:
– Изя, а почему-таки в Украине нет снова революции?
– Революция, Фима, это когда низы не хотят, а верхи не могут. А там верхи не хотят, а низы таки не могут.
* * *
Одесса. Дерибасовская.
– Сарочка, ты слышала последнюю речь Парашенки?
– Ой, не радуйте меня! Шо, таки последняя?!!
* * *
Когда в Одессе в очередной раз переименовывали улицы, то был такой бардак, что ты мог уснуть на Розе Люксембург, а проснуться на Степане Бандере.
* * *
– Роза, я таки не пойму, почему Фима всё время спрашивает, как у меня дела на личном фронте?
– Так шо тут непонятного? На передовую хочет.
* * *
Супруга Рабиновича на смертном одре признаётся:
– Не могу унести эту тайну с собой в могилу. Знай же: Исаак – не твой сын!
– Чушь! От кого же он может быть?!
– От нашего конторщика Гиршфельда.
– Не верю ни одному твоему слову! Такой красавчик, как Гиршфельд, и такая лахудра, как ты…
– Я заплатила ему две тысячи франков.
– И где же ты взяла столько денег?
– Из твоей кассы.
– Ну вот, я и говорю: Исаак – мой сын!
* * *
– Скажите, здесь живёт Сара Абрамовна?
– А где ей жить? Воронцовский дворец давно занят пионерами.
* * *
Одесский дворик. Летнее утро.
– Додик, я тебя умоляю! Забери свою проклятую козу из-под моё окно!
– А шо, Фима, разве ей там плохо пасётся?
– Она мине действует на нервов! Не успел проснуться: «Ке-ге-бе-е-е, ке-ге-бе-е-е…»
* * *
– Цецилия Адамовна, скажите, вот вы идёте по улице, и вдруг начинается стрельба – и шо вы будете делать?
– Не знаю.
– Ну как же!? Вас что, не учили? Вы таки немедленно должны лечь!
– Ну и времена настали… Шоб женщине лечь в Одессе, теперь обязательно нужно ещё и стрелять?!
* * *
Диалог в Одессе.
– Скажите, Моня, вы верите, что у нас победят коррупцию?
– Верю, Сёма! Вот только меня волнует такой вопрос: раньше, при коррупции, чиновники в среднем брали за услугу по 1000 долларов, сейчас, во время беспощадной борьбы с коррупцией, берут уже по 3000. Сколько же будут брать, когда коррупция будет побеждена?
* * *
– Моня, и шо?! Разве мы виноваты, что вокруг Одессы Украину построили?!
