Она заговорила почему-то очень быстро:
— Загадываю загадку. Одну. Но серьезную, ведьминскую. Договариваемся так: назовешь слово загаданное — с тобой это и произойдет, что я загадаю. Понял?
— Ну! — буркнул Антошин.
— А после этого я исполню любое твое желание. К примеру, скажешь: «Хочу на шабаш идти!» Тогда пойдем туда, и там узнаешь, где молодильные яблоки искать. Ну а не догадаешься, что загадала, — тогда на все четыре стороны свободен.
Понять, что протараторила Парася, было совершенно невозможно. Тем более глубокой ночью, после съеденного и выпитого, когда голова раскалывается и напрягаться вообще нет сил.
Антошин пытался думать изо всех сил: «Назовешь — с тобой это и произойдет…» Что это значит такое? Зато желание исполнит. Это самое важное. И нечего голову напрягать по пустякам. В загадке что главное? Отгадка. Известное дело: отгадаешь загадку — будет тебе хорошо, не отгадаешь — плохо. Чего напрягаться-то?
Ведь отгадали Русалкины загадки недавно, и стало после этого хорошо. А то бы… Страшно даже представить, что было бы, если бы не отгадали».
Полковник посмотрел на Малко. Ничего, кроме ужаса, не прочел полковник в глазах мальчика.
— Договорились? Нет ли?.. — со вздохом спросила Парася.
— Давай, давай, загадывай! — торопил Антошин.
Вук взлетел и закружил над полковником, явно выказывая свое возмущение.
Малко закрыл голову руками, и непонятно было, то ли он плачет, то ли хочет спрятаться от этой жизни.
«Что происходит? — не понимал полковник. — Загадка и загадка. Чего он так разнервничался?»
Хотел спросить, но Парася уже начала:
Сидит птичка
На поляночке,
Она хвалится,
Выхваляется,
Что никто от нее
Не отвиляется:
Ни царь, ни царица,
Ни красна девица.
Когда человек загадку загадывает, он всегда победно глядит: мол, я такой умный, знаю тайну, а ты, разгадывающий, нет.
Так, победно, и смотрела сейчас Парася.
Антошин задумался: «Что за птичка, от которой никто не отвиляется? Жизнь? Нет, нельзя сказать, что от жизни никто не отвиляется, не убежит то есть. Не может такого быть.
Любовь? Во-первых, любовь приходит не к каждому, а кроме того, любовь, которая хвастается… Вряд ли.
Что остается? Смерть остается. Смерть, конечно.
Нет, эта загадка куда проще будет тех, недавно загаданных Русалкой».
— Что задумался? — победно глядела Парася. — Слово-то знаешь?
Антошин улыбнулся:
— Загадка твоя ерундовая. А слово это…
Вук закаркал так громко, будто силился заглушить ответ полковника.
Малко подскочил к Антошину, закричал:
— Нет! Нет! Не говори! — и рукой закрыл ему рот.
Малко дышал тяжело, руку ото рта Антошина не отрывал, тараторил шепотом в ухо:
— Ты что? Ты что? Она же предупреждала! Не понял, что ли? Скажешь слово — это с тобой и случится. Понимаешь?
Антошин понял: «Смерть… Скажу отгадку и тут же умру. Ну и ну! Даже загадки отгадывать здесь и то смертельно опасно».
— После этого у тебя будет одно желание. Ты, конечно, скажешь: «Не умирать!» Она это желание исполнит, а на шабаш мы не попадем никогда! Значит, про яблоки никогда не узнаем! — Малко заговорил совсем тихо, едва слышно: — Тут ответ надо сказать, не называя сло́ва, понимаешь?
— Ну? — недовольно спросила Парася. — Что молчишь-то, Инородец? Слово назовешь?
Малко произнес твердо:
— Ни я, ни он слова этого не назовем, — и только после этого убрал ладонь с губ полковника. — Но загадку твою разгадаем.
— Как так? — не поняла Парася.
Малко, не отвечая, пошел в избу.
Парася и Антошин последовали за ним. И даже Вук в комнату полетел: уж больно ему было интересно.
Девушки сидели за столом и о чем-то сонно беседовали. Когда все вернулись, они обрадовались чрезвычайно, стали наперебой тараторить о том, что спать уже пора и что утро светлее вечера и потому все хорошие светлые дела лучше поутру решать.
А Зоря подошла к Парасе, приобняла за плечи:
— Ну ведьмой ты оказалась. Что ж поделать? Бывает… Трудно, конечно, жить, когда все ведаешь. Но кому-то надо ведать, а то как же мы все тут в неведении останемся?
Малко жестом остановил, произнес тихо:
— Ее никто не хочет приближать, но, когда она приходит, принимают смиренно. Когда она приходит, душа человека отправляется в Вырий…
Малко был бледен. Пот выступил у него на лбу.
Дивча подбежала к Малко, спросила:
— Занемог, что ль? Не беда, вылечим. Мы умеем. Чего ж сразу про смерть-то говорить?
Доня подхватила:
— Про смерть говорить не след. Что ее понапрасну тревожить?
Малко посмотрел на Парасю. Теперь уже у него был взгляд победителя.
Парася вздохнула:
— Ваша взяла… Всё. Пошли на шабаш. Сегодня — полнолуние. Самое время.
Малко вытер пот со лба и улыбнулся.
Девушки ведь не знали про их договор с Парасей и потому могли произнести это страшное слово. Вот и получается: отгадка есть, а желание одно осталось неизрасходованным.
Хитро поступил мальчишка, умно.
Антошин еще раз подумал, что без своего маленького провожатого он, опытный, побывавший во многих переделках полковник, давно погиб бы здесь.
Девушки смотрели удивленно, явно не понимая, что происходит.
Но объяснять не было никакого резона — надо было идти на шабаш.
4
Парася остановилась и подняла руку.
Малко и Антошин замерли.
Огромную желтую луну закрыли облака, и лес превратился в сплошную ершистую стену. Казалось невероятным чудом, что они смогли эту стену пробить, чтобы прийти сюда.
Зато впереди стена расступалась, образуя круг. Даже в этой кромешной тьме круг казался живым, колеблющимся, светящимся. Вода.
Лениво выкатилась луна, и в ее свете озеро стало похоже на блюдце, покрытое голубой пленкой.
Антошин сначала почувствовал, а уж потом увидел, что они тут не одни.
Вот к воде подошла девушка в длинной белой одежде. Она поклонилась озеру, мягко разорвала руками голубую пленку и поплыла тихо, осторожно, почти не разбрызгивая воду.
За ней, также сначала поклонившись воде, вошла еще одна девушка, другая, третья…
— Ждите меня здесь! — прошептала Парася и бросилась в озеро.
