Молчали долго. Наконец Леший встряхнул длинноволосой нечесаной головой, словно отгоняя неприятные мысли, и пробубнил сквозь бороду:
— Большая, говорю, семья. Слуга нужен.
Малко вытер слезы, поднялся и сказал почему-то с вызовом:
— Я пойду.
Леший посмотрел на него с удивлением:
— Ведаешь, чем грозит?
— Ведаю, — произнес Малко таким тоном, словно клятву давал. — Пойдем.
Антошин не понимал, конечно, чем таким ужасным грозит служба у Лешего, но диалог этот ему явно не нравился.
— Погодите-ка, — обратился он к старику. — Куда зовешь парня? Что ему грозит? Объясни.
Малко перебирал ногами, как нетерпеливая лошадь:
— Всё, хватит разговоров! Нужен тебе слуга? Вот я. Идем!
Леший подошел к Малко, посмотрел на него снизу вверх, произнес тихо и даже печально:
— Не понимаешь ты, мальчик, куда тебя зовут.
— Да понимаю я всё! — взорвался Малко и даже ногой топнул от возмущения. — Понимаю! Пошли!
Леший улыбнулся:
— Нет. Ты что думаешь, приведу тебя в дом и оставлю жить, а ты сбежишь? Не то беда, мальчик, что не сбежишь, а то, что зову тебя на смерть. Причем на смерть лютую. В слугах у меня долго никто не задерживается. Дети там шалят, жена, да и я тоже бывает не сдержусь. Несдержанный я такой, понимаешь? В общем, не задерживаются слуги у меня, быстро в Вырий уходят. А тебе зачем это? Ты молодой. Тебе жизнь еще поглядеть надо, узнать, как в ней, в жизни-то, все устроено. А то в Вырий попадешь, а тебе там и поведать будет не о чем. Вот товарищ твой… — Леший оценивающе посмотрел на Антошина. — Он уже пожил немало, видел всякое, про другую страну свою заоблачную поведать может. С ним в Вырии всякому интересно будет. Вот ты бы и уговорил его: пусть ко мне пойдет в слуги.
Но Малко упорно твердил свое:
— Сказал же, я пойду. Я.
Не во всем услышанном разобрался полковник. Одно было ясно абсолютно: мальчишке грозит смертельная опасность.
— Нет, Малко, старик прав: я пойду, конечно, — возразил он.
А потом уже подумал, что в слуги надо идти именно ему. Это будет во всех смыслах правильно.
Во-первых он действительно старше и свое пожил. Очевидно, что, если риск смертелен, рисковать надо ему, а не пацану, который только начал жить. Что тут долго размышлять?
Во-вторых, он, Антошин Николай Васильевич, полковник конца двадцать первого века, никогда не жил здесь. Не жил — и ладно. И не будет жить. Так что его гибель никак на историю не повлияет. А Малко мало ли чего еще сотворит? Может, вообще из него вырастет какой-нибудь герой.
А в-третьих, ну не могли же его так просто бросить в этой древней Руси? Вдруг да и найдут его рано или поздно, вернутся за ним. Велик ли шанс? Невелик, честно говоря. Но есть. А у парня и такого нет.
Да и к тому же не так прост полковник Антошин, чтобы всяким лешим за здоро́во живешь сдаваться.
Все это Антошин быстро сказал Малко. Про третий аргумент полковник, естественно, не упомянул, добавил только:
— Я, мальчик, еще и не из таких передряг выходил живой. Выкручусь.
Малко внимательно посмотрел на полковника.
Его взгляд выражал не благодарность, нет, и тем более не радость, что он теперь может спастись. В этом взгляде детских глаз отчетливо читалось сочувствие: мол, не понимаешь ты, Инородец, чего-то самого главного в этой жизни.
И Малко произнес твердо:
— Лешему служить пойду я.
Леший внимательно следил за их разговором, но не вмешивался. Наконец произнес спокойно:
— Прошлого слугу мои дети на березах разорвали. Шалили, баловники. У нас две березы растут рядышком совсем. Ну и вот… Они и поспорили: если человека на этих деревьях разорвать, то на какой березе бо́льшая часть человечины останется. Привязали, разорвали, младшенький выиграл. Такой пострел… — Леший замолчал, как бы давая возможность осознать услышанное. А потом спросил: — Ну так кто пойдет?
— Я! — хором ответили Антошин и Малко.
Леший вздохнул и начал новый рассказ:
— А вот еще случай был. Жене, супруге моей, слуга один очень понравился. Вот она и решила порезвиться. Да… А как жена Лешего резвится? Известное дело: печь-то растопила, слугу привязала к лопате и в печь засунула… Медленно так засовывала, он орал, конечно. И тогда она…
Антошин не дал ему договорить:
— Слушай, ты, мерзкий и противный старикан! У тебя, конечно, совести не осталось, и сердце у тебя деревянное, и башка тупая. Но ты ж понимаешь: парень молодой, играет в благородство. Нужен тебе слуга? Отлично. Я — твой слуга. Всё. Пошли!
— Нет! — закричал Малко. — Дедушка, тебе хороший слуга нужен, умелый, молодой. Чтоб и детей мог развлекать, и хозяйке чтоб понравился. Как я. А на него погляди! Он же старый совсем. На что он способен? Да к тому же инородец — нравов наших не знает и порядков. Путаница все время будет у тебя в доме возникать. Несуразицы разные. Зачем тебе такой?
— Я — старый? — обиделся Антошин. — Да я покрепче тебя буду, пацан!
— Вы с ума сошли оба? — заорал Леший. — Вы за что борьбу устраиваете? Понимаете своими головами или нет? Я вас на смерть зову! На лютую и жуткую смерть! А вы…
Антошин подошел к старику, сказал спокойно:
— Бессовестное ты существо! Бесстыжее и бессердечное! Ты же старый человек… или не человек… но все равно ведь старый, седой уже весь… К чему ты проверки глупые устраиваешь? Не стыдно, а? — Полковник протянул Лешему руку. — Вот тебе моя рука! Пошли!
На протянутую руку Антошина рухнул, как снаряд, Вук. Рука упала.
Вук уселся на плечо Лешему.
Антошин не смог сдержать улыбки.
— Вот у нас компания какая! Вук, как я понимаю, тоже себя в слуги предлагает. Но это всё шутки. Пошли, старик. Еще неизвестно, кто из нас кому нервы попортит.
— Пойду я, — твердо произнес Малко. — Пошли.
И мальчик тоже протянул руку Лешему.
Вук кругами носился над ними, громко каркая. Негодовал, видимо, что его в расчет не берут.
Старик неожиданно вскрикнул нервно, ударил кулаком об кулак и аж завертелся на месте.
— Есть у меня совесть, понятно вам! Есть! Я вообще такой же, как вы, меня просто мать в детстве прокляла!
— За что прокляла? — удивился Малко.
— За дело! — гаркнул Леший, объяснять, однако, не стал — стеснялся наверное. — А вы неправильно себя ведете, неправильно! Вы должны друг друга выталкивать, валить дружка на дружку, молить: «Леший, миленький, другого возьми к себе — не меня! Другой пусть умрет — не я!» Вы должны смерти бояться и товарища своего на нее посылать. Потому что люди — плохие существа. Ясно вам? Плохие! Вот я и пугаю их, кручу, извожу. А если люди хорошие, то я тогда кто? Кто я тогда? Зачем я тогда с ними так себя веду? Зачем я…
