Чтобы потянуть время и собраться с мыслями, Антошин поинтересовался:
— А врать-то разве хорошо?
Кладовик аж взвился:
— Хорошо! В правде что интересного? Правду и так все видят. Правда у всех одна. А вранье — оно разное, у каждого свое. Чужой правды-то не бывает, а фантазия всегда чужая, личная так сказать. Сколько лиц — столько фантазий. А правда на всех одна. В общем, хотите меня ублажить — фантазируйте давайте. Только чтобы красиво. Чтобы такая была история, какую я не только не слышал никогда, но и представить себе не мог!
Поскольку ничего интересного полковнику в голову не приходило, он решил еще время потянуть:
— И что? Если мы нафантазируем так, что тебе понравится, ты нам клад отдашь?
Кладовик ответил, как показалось полковнику, по-доброму:
— Вы фантазируйте давайте. А там видно будет.
Кладовик сел на землю, оперся спиной о ствол сосны, приготовился слушать.
Надо сказать, что полковник Николай Васильевич Антошин врать не то чтобы не любил, а не умел вовсе. Считал, надо сказать справедливо, вранье занятием категорически не мужским и абсолютно бессмысленным. Даже книжки предпочитал читать научные или мемуары, чтоб без вранья.
И потому Антошин попросил Малко:
— Ты давай. У тебя лучше получится. Мальчишки, я знаю, приврать-то любят.
Малко смотрел печально.
— А я не умею. Мне отец говорил: «Когда человек врет, боги обижаются. Боги хотят, чтобы человек радовался той жизни, которую они создали, а не придумывал другую, которую они не создавали».
Мудрый был у Малко отец.
Надо, значит, придумать что-нибудь такое, невероятное. И делать это должен он — человек, напрочь лишенный фантазии.
За свою жизнь полковник Антошин не раз участвовал в допросах. И много раз убеждался: поверить в правдивые показания бывает подчас куда сложней, нежели в придуманные. Оно и понятно. Ложь — она ведь хорошо подготавливается, украшается и в результате становится так похожа на правду. А правда идет себе, неукрашенная, такая, как есть, — вот в нее часто и не верит никто.
И еще. Фантазировать надо только про то, что сам хорошо знаешь, иначе наверняка собьешься.
Что же такое нафантазировать? Про что? Что такое придумать, чтобы этому Кладовику понравилось?
Вдруг Антошина осенило. Господи! У него же есть такая потрясающая правда, которая покажется этому наглому Кладовику совершенно невероятной фантазией! И это именно то, о чем он, полковник Антошин, знает все и рассказывать может без особого напряжения часами!
Как же он сразу не догадался! Он будет делать то, что привык, — говорить правду. Но для Кладовика это будет самая невероятная, самая немыслимая, самая фантастическая ложь!
Антошин даже руки потер от предвкушения удовольствия.
«Ну, Кладовик, сейчас я тебе такое нафантазирую — ты рот от удивления откроешь и тут же любой клад отдашь! Да еще поклоны бить будешь от уважения ко мне».
6
«Человек может попасть в любое место земли. В секунду. Раз! — и ты на другом конце земного шара.
А еще, если человек устал, он может слетать на Луну. Просто так. Походить там в скафандре и вернуться на Землю. И на Марс может. Но это дольше.
Еще есть крошечная совсем коробочка, на ладони поместится, с помощью которой человек может не только разговаривать, но и видеть своего собеседника, где бы тот ни находился.
Представь: люди живут в огромных домах, внутри которых у каждого свой домик под названием квартира. И человек может там заниматься только тем, что ему нравится. А то, что ему не нравится, — например, готовить еду или убираться, — делают искусственные люди, они называются роботы. Они не рождаются, а делаются. Представляешь? Человек может из разных деталей собрать человека. Причем в любом количестве; сколько ему надо людей, столько и сделает.
А еще в доме у каждого есть такая стена — видеостена называется, — на ней можно увидеть все, что происходит в мире, в любой его точке. И бывает, на стене этой умершие люди — те, что в Вырий ушли, — ходят, бегают, влюбляются, общаются, как живые! Хотя они давно уже в Вырии».
Антошин рассказывал правду про свою жизнь, про свой мир — мир конца двадцать первого века. И эта правда казалась людям древней Руси совершенно невероятной сказкой.
Кладовик и Малко слушали раскрыв рот.
Антошин подумал: «Если все-таки каким-то непонятным образом я вернусь домой и стану докладывать о том, что со мной происходило здесь, — меня ведь тоже сочтут сказочником и фантазером…»
На медленно розовеющем небе постепенно начала пропадать и растворяться луна, а полковник все рассказывал, рассказывал и никак не мог остановиться.
Про огромные дома, в которые можно прийти и взять все, что тебе нужно, — от жареного зайца до нового оружия.
Про лекарства — маленькие шарики и капсулы, которые принимаешь и от любой болезни излечиваешься.
Про книги — такие брусочки с листочками, на которых написаны слова. Да-да, те слова, которые люди произносят, можно записать на листик, и тогда они не растворятся в воздухе, а будут жить долго-долго. Брусочки с листочками содержат много-много полезных слов, которые хранятся много-много лет. Брусочкам этим уже не один век предрекают гибель, а они существуют все равно, несмотря на то что есть компьютеры…
Про компьютеры, правда, Антошин долго рассказывать не смог, потому что выяснялось, — он не в состоянии толком объяснить, что ж это за вещь такая невероятная — компьютер.
Полковник подумал: «Я говорю о достижениях своей цивилизации с той же гордостью, с какой Малко рассказывал о том, что умеют в древней Руси. Для меня его рассказы сказочные, для него — мои. Но ведь получается, что правда и то и другое».
Антошин посмотрел на Кладовика. Глаза его горели восторгом.
Полковник Николай Васильевич Антошин понял, что дело сделано.
…Тишина накрыла поляну. Лишь утренняя птаха нарушала ее, прочищая горло.
— Ты вели́к! — прошептал Кладовик. — Человек, который может придумать такое, велик! Ты достоин того, чтобы получить клад. Знаешь зарок — забирай!
Малко подбежал к Антошину, прошептал на ухо:
— Это ты про свою заоблачную страну рассказывал, да? Я сразу догадался! Как же вы там живете здо́рово! А ты возьмешь меня в свою страну? Возьмешь, да?
— Да я сам не знаю, как туда вернуться, — честно ответил Антошин.
Кладовик все это время молчал. К разговору Малко и Антошина не прислушивался — думал о своем.
Прошелся пару раз по поляне туда-сюда, поправил золотую шапочку, одернул серебряный кафтан, произнес тихо, глядя Антошину прямо в глаза:
— Ты клад заберешь, а парень у меня останется. Чтобы все порядочно было, по порядку.
