Холл склонил голову к плечу, подумав: «Шоколадное арахисовое масло».
– Эй! Я прочла это, – прищурилась Меган и встревоженно поинтересовалась: – Так ты теперь можешь читать и мои мысли?
Ник поморщился, явно смутившись оттого, что она перехватила его невысказанные слова.
– Нет, по-прежнему не могу. Но ты меня поймала. Должно быть, думал слишком громко. Надеюсь, ты не в обиде, но я тщательно изучил твой страницу в «Фейсбуке», пока играл в покер. Помимо прочих серфинговых вылазок. Ну, знаешь, когда пасуешь, чтобы убить время.
– Понимаю, – уклончиво отозвала она.
– Я и сам не фанат «Фейсбука» и вижу, что ты тоже постилась не так уж часто. Но должен признаться, прочел большинство из твоих двухсот четырнадцати «люблю». Шоколадное арахисовое масло – одно из них. Мне также известны твои любимые книги, группы, фильмы, спортивные команды, занятия и интересы. От всей души прошу прощения за это.
Меган смотрела на него долгий момент, прежде чем сказать:
– Не за что извиняться. Наверное, я постила все это не просто так. И теперь мне не надо терять время на рассказ о том, что я люблю, – добавила она с улыбкой. Улыбка тут же угасла, и Меган заглянула ему глубоко в глаза. – Так ты по-прежнему не можешь меня считывать?
– Верно.
– Есть идеи почему?
Меган не хотелось в этом признаваться, но когда Холл в ее кабинете гадал, не вызвана ли его неспособность читать ее мысли слишком слабым ее умом, это задело ее за живое, хотя она считала такую возможность совершенно исключенной. Очевидно, нет. В старших классах ей пришлось попотеть, особенно в таких предметах, как математика и естествознание. Она была убеждена, что ее рассудок действительно работает не так, как у других. В школе Меган долго питала уверенность в том, что она идиотка, и ее самооценка упала ниже плинтуса.
Но мало-помалу до нее дошло, что она вовсе не идиотка. Во всяком случае, не круглая. В математике и естествознании – да. Но в сфере творческого мышления она начинала чувствовать себя единственной зрячей в царстве слепых. Потому что насколько была не способна раскумекать алгебру и геометрию, настолько же сообразительной становилась, когда доходило до чистого творчества.
И не только в графическом дизайне. Во всем. В идеях устройства пикника для компании. В организации вечеринок. В формулировке приглашений. В стихосложении. И начала считать себя генератором идей, способным взять четыре-пять заурядных офисных предметов и превратить их в полтора десятка разных изумительных украшений.
А еще она могла распутывать сложнейшие функциональные загадки. Почти всегда могла предвидеть повороты сюжета, даже когда те, кто преуспевали в школе, не видели их в упор. Так что, может статься, у нее иной тип интеллекта. Ей казалось, что ее самооценка взмыла до заоблачных высот, но оброненная походя реплика Холла продемонстрировала ей, что давние страхи, с которыми она боролась в школе, никуда не ушли, как и глубоко укоренившиеся сомнения.
– Вчера вечером я не только разглядывал тебя в «Фейсбуке», – сообщил Холл. – Провел заодно некоторые исследования по поводу экстрасенсорных способностей. Но ничего из того, что я узнал, даже не намекает на причину, по которой экстрасенс не мог бы проникнуть в мысли некоторых людей. С другой стороны, я в первую голову не нашел и учебника, разбирающего принцип действия экстрасенсорного восприятия. Потому что никто не знает. В конце концов, еще никто им не обладал. Во всяком случае, по-настоящему. Если б кто им обладал, парапсихологам не понадобилось бы проводить статистические испытания, чтобы его продемонстрировать. Они могли бы продемонстрировать его моментально, без вопросов, как я сделал перед тобой и медиками. Меньше чем за минуту.
– Как ты думаешь, есть другие, кого ты не можешь читать?
– Очень удивлюсь, если нет. Ты уникальна, но я не могу поверить, что настолько. Вопрос лишь в том, сколько есть людей, подобных тебе? Один на сотню? Или на тысячу?
– Ты до сих пор не встретил больше никого непроницаемого для тебя, верно?
– Верно. Насколько мне известно. Хотя я и не прилагал особых усилий, чтобы найти таких. Но нам, вероятно, нипочем не разобраться, чем ты отличаешься. Почему у некоторых людей аллергия на арахис, хотя у большинства ее нет? Примеров существенных отличий, проявляющихся в популяции на очень малом уровне, не счесть.
– И я уверена, что ты можешь перечислить мне все их до единого, не так ли, доктор Киберпространство? – с кривой усмешкой проговорила Меган.
Она сделала долгий глоток из пластиковой бутылки с водой, наслаждаясь струением холодной, освежающей жидкости в горле. Страх за собственную жизнь изменил ее взгляд на мир, освободив от мелочных повседневных тревог и позволив в большей мере наслаждаться простыми радостями.
– А как же ты догадался вернуться за мной? Ты все время слышал в голове сотни голосов на мили вокруг себя, так ведь? Так как же ты узнал, когда эти люди нашли твою машину на нашей стоянке?
– Отличный вопрос. Когда эти люди увидели машину и уже облизывались в предвкушении, что вот-вот схватят меня, их мысли посреди моря шума вспыхнули, как неоновая вывеска. И такое уже не в первый раз. У меня и прежде бывали мысли, выделявшиеся подобным образом. И всякий раз именно те, знать которые для меня было жизненно важно. Если б не это, я давно был бы покойником.
– Ух ты, Ник! Как будто тебя опекают высшие силы…
– Хоть мне и не помешает любая доступная помощь, – покачал головой Холл, – не думаю, что объяснение заключается именно в этом. Я почти уверен, что знаю, в чем тут закавыка.
Меган уставилась на него с большим интересом. Ей было как-то трудновато поверить, что он он в самом деле нашел объяснение чему-то подобному. Впрочем, поверить трудновато во все, что касается Ника Холла.
– Это называется «феноменом вечеринки». Ты о нем не слыхала?
Меган пошарила в памяти. Она уже слыхала это выражение, но ничего о нем не знала, в чем и призналась.
– С тобой никогда такого не случалось? Ты находишься в большой толпе, где одновременно ведутся десятки разговоров, а ты совершенно поглощена собственным разговором. Несметное множество других разговоров вокруг тебя как белый шум, ты их совершенно не слушаешь. Но вдруг слышишь собственное имя, произнесенное где-то в комнате. Четко, как звон колокола. Оно вроде как выступает на фоне шума.
Меган задумчиво кивнула.
– Теперь, когда ты об этом упомянул об этом… ага. Прекрасно понимаю, о чем ты.
– Что-то подобное испытывал почти каждый. Так как же твое имя внезапно выделяется из гула, на который ты совершенно не обращала внимания? Ну так вот, этот курьезный феномен был тщательно изучен.
– Феномен вечеринки?
– Верно.
– Удачное название, – улыбнулась Меган. – И как же он действует?
– Суть в том, что человек усваивает куда больше информации, чем осознает. Все время. На подсознательном уровне мы отслеживаем все. Но наше подсознание не может вытащить все это на сознательный уровень, иначе мы захлебнемся. Слишком много информации. Так вот, в примере с вечеринкой твой мозг перехватывает все беседы вокруг, но избавляет тебя от необходимости вникать в каждую, чтобы ты сосредоточилась на собственном разговоре. Однако когда подсознание перехватывает твое имя или слова «бежим, в доме пожар», или еще что-нибудь, представляющее для тебя огромный интерес, оно решает, что это важная информация, и доводит ее до твоего сознательного внимания. Это кажется чудом. Дело вовсе не в том, что ты вдруг обращаешь внимание. Часть тебя всегда обращает внимание. Ты просто этого не знаешь.
