– А вам родители много денег давали в школе? – спросила Лиля.
– У них самих много денег никогда не водилось, – ворчливо ответила я. – Откуда? Мама – медсестра, папа – врач ЛФК в поликлинике. Ну, по полтиннику в неделю было у меня.
– А вы на что их тратили?
Перед моими глазами вдруг всплыла картина.
Мы от тети Сани возвращались, она в Арсаках живет, это дальше по Ярославской дороге ехать надо, и мама предложила, чтобы они с папой домой пошли, а я – в магазин забежала за хлебом. И дала мне денег еще, просто так. Купи, мол, дочка себе что-то. Может, наклейки с «Барби» или что там у вас в моде.
А я пошла и купила себе мороженого. Пять стаканчиков вафельных. И, сидя на скамейке, съела все пять один за другим.
– И у вас горло не заболело? – с восторгом спросила Лиля, когда я ей рассказала про мороженое.
– Нет, что удивительно, – ответила я. – Понимаешь, я просто дорвалась. Мне в детстве запрещали мороженое. Топили его в кастрюле, чтобы поплыло, и только тогда давали есть. Я ангиной часто болела, и каждый раз приходилось антибиотики пить. Ну, мамка, конечно, волновалась и старалась мое горло беречь; папа ее все пугал рассказами про то, как антибиотики организм разрушают. Врачи, что поделать…
– Как же вы не боялись заболеть, пока столько стаканчиков ели?!
– Боялась, конечно. Говорю ж, дорвалась. Прямо башню снесло, как мороженого хотелось! Так что, может, и хорошо, если мы с тобой купим тебе бюстик. А то будешь на них все деньги переводить, как подрастешь. И ничего себе даже купить другого не сможешь – только весь дом будет лифаками завален.
Мы засмеялись, а потом Лиля сказала:
– А мороженого потом купим?..
– Не говори «гоп»! – сурово оборвала я ее. – Вон справа развал, пошли туда!
Мы подошли к витрине, на которой горками были разложены самые разные бюстгальтеры: и кружевные и простые, спортивные, и однотонные и разноцветные. Я огляделась и приметила автомат с кофе.
– Что-то в горле пересохло, – небрежно сказала я, – пойду сделаю себе капучино. А ты пока выбирай. Не люблю я эту дрянь химическую, но чего-то захотелось кофейку…
Я не успела сделать и шагу, как Лилька цепко схватила меня за руку ниже локтя.
– Галя! Подождите! Вы… вы куда?!
– Я же сказала тебе – за кофе!
– Нет-нет, не бросайте меня!
Лилька подволокла меня к прилавку. И они обе, и Лилька, и молодая девчонка, торгующая бельем, черноволосая, с красным ободком, как какая-то Кармен, уставились на меня. Нашли тоже командира!
– Галь, – сквозь зубы проговорила Лиля, – чего говорить-то?
– Ну спроси, есть ли твой размер, – еле слышно ответила я.
– А какой?
– Я откуда знаю?!
– A y вас какой? Можно же просто меньше, чем ваш, попросить…
– Я… Я не…
– Вы не знаете?! – потрясенно спросила Лиля, разворачиваясь ко мне.
– Мне нужно в туалет! – не выдержала я и метнулась в ту сторону, где были нарисованы две фигурки – мужская и женская.
В узкой кабинке, изрисованной маркером, я достала мобильный телефон. Быстро нажала на кнопки. «Абонент недоступен». Это что еще за фокусы? В городе Пушкине нет метро! Где она может быть?!
В дверь постучали.
– Это я, – послышался жалобный голос Лили.
Я промолчала, снова нажимая на кнопки. Ничего, если дозвонюсь, шепотом спрошу. Позора не допущу.
Снова – «недоступен». Снова постучали.
– Да сколько можно?! – проорала я.
Лиля ответила всхлипыванием.
В третий раз не дозвонившись, я распахнула дверь.
– Ну что, что ты ревешь?
– Я боюсь…
– Чего ты боишься? Ну не знаем мы твой размер. Померяешь один, другой, третий. Вот и определимся!
– Вот я и боюсь мерить, – проревела Лиля, – а вдруг мерить надо будет прямо там… за прилавком?
– Да брось, что за чушь? Наверняка у них примерочные есть! – возмутилась я, но сама при этом похолодела: а вдруг и правда там, за прилавком, придется переодеваться?
– Так, пошли, – не выдержала я, схватила Лильку за руку и выволокла из туалета.
– А вы вспомнили свой размер? – плаксиво спросила Лиля.
– Да не могу я его вспомнить! Потому что не знаю!
– Как?!
– А так!
– А как же вы…
– Да никак.
– Вы его не носите?
– Ношу! Слушай, Лиля, – я не смотрела ей в глаза, – давай я тебе объясню, в чем дело, но ты никаких вопросов после объяснения задавать не будешь? Вообще не будет никаких высказываний с твоей стороны! Обещаешь? Ладно. Мне белье поку… то есть дарит мама. По праздникам! Всё!
Это было ужасно. Просто какое-то жуткое унижение – признаваться одиннадцатилетней девчонке, что я, хотя и живу одна, и зарабатываю, и даже решилась на замужество (счастье, что она ничего не знает про это!), ничего не знаю про размеры бюстгальтеров. Но и врать я не могла. У меня с враньем плохо. Мне родители всю жизнь правду говорили и меня приучили. Мне никогда не врали в поликлинике, что «эта тетя тебе делать ничего не будет». Объясняли честно: «Будет больно, но нужно просто потерпеть». Я, конечно, орала сначала, но потом папа как-то тихо спросил: «Было бы лучше, если б мы тебе соврали?» Я умолкла сразу же.
Лилька молчала, и я искоса глянула на нее. Она жевала кончик косы и о чем-то думала.
– Ну? – не выдержала я. – Чего ты молчишь?
– Вы же сами сказали: никаких высказываний…
– Ладно! Всё! Пошли! Чем быстрее мы закончим, тем лучше!
Я подтащила ее к прилавку и произнесла три слова, которые вызывали у меня страшное смущение, но обойтись без которых было невозможно:
– Нам нужен бюстгальтер!
– Обеим? – деловито отреагировала Кармен.
– Нет! – вздрогнула я. – Только ей. Только мы размера не знаем.
– Ну это мы сейчас выясним, – успокаивающе сказала Кармен. – Подойди сюда, котеночек!
Мне не понравился этот «котеночек», но перед продавщицей белья я застыла, как перед анакондой. Она была царицей в совершенно незнакомом мне государстве, и, поскольку я не знала правил, мне следовало помолчать.
– Подними лапки, опусти лапки, молодец, – приговаривала Кармен, ловко обхватывая Лильку сантиметровой лентой, потом ослабляя и снова обхватывая. – Ну вот и определились. Вас померить?
– Не надо, – вздрогнула я.
