Она могла бы сообщить Кольке об опасности по телефону, но близнецы не носили с собой мобильники даже в школу, считая, что неприлично болтать при посторонних, чем грешили почти все ученики на переменах. Оставалось только притвориться спящей и терпеливо ждать, когда можно будет убежать на озеро, где часто рыбачил в замуте дед Степан. Сегодня, чувствовала она, он должен быть там непременно…
Скоро Васька действительно уехал. Мать его провожала, и Алёнка спокойно вышла в большую комнату, окна которой смотрели на улицу, и видела, как машина брата пронеслась мимо так, будто взяла разгон от самой турбазы. Теперь можно было не ложиться, а одеться и даже выйти во двор, где летом к стене сарая был подвешен умывальник.
На этот раз Алёнка надела не шорты, а белую плисовую юбочку, которую не доставала с тех пор, как братья Кораблёвы праздновали свой день рождения. Конечно, ее они пригласить на него не могли, да и никого они никогда не приглашали, но зато вечером на берегу Колька увидел ее в этой юбке, а не в затасканных джинсах, которые в жарком июле она сменила на шорты. Повседневная же ее желтая майка под коротким безрукавным батничком одинаково подходила и к шортам, и к юбке. И тогда Колька чаще, чем обычно, посматривал на Алёнку, сидя рядом с ней над обрывом или прохаживаясь вдоль берега.
– Куда это ты вырядилась? – увидев ее, спросила мать.
– По-твоему, это вырядилась? – с вызовом посмотрела на нее Алёнка. – Это Васька весь выряженный, а я просто надела юбку, а не штаны.
– Ладно-ладно, дочка… – вздохнула мать. – Я пошутила. А Вася опять нас одних оставил.
– Значит, не очень-то мы ему нужны, – сказала Алёнка, искоса глядя в сторону кораблёвского забора, за которым то появлялся, то исчезал белый платок тети Жени.
– Да, – согласилась мать, – не нужны мы ему теперь. Совсем взрослым стал наш Васечка.
И она достала из рукава носовой платочек и принялась промокать им свои покрасневшие грустные глаза.
Когда мать, проводив корову в стадо, наконец-то собралась и ушла на работу, Алёнка заперла ворота на засов и побежала к озеру. Она не ошиблась: дед Степан был там, но не сидел с удочкой в кустах, а стоял над обрывом и, прикрывая ладонью глаза, что-то высматривал из-под нее на противоположном берегу.
– Ничего не вижу, девонька, – пожаловался он Алёнке. – Это хорошо, что ты пришла пораньше. Вместе-то мы все и разглядим.
– А чего надо разглядеть-то, дедушка? – спросила Алёнка, тоже, по его примеру, прикрыв глаза ладонью от ярких солнечных лучей, но не видя вдали ни лодок, ни людей. Даже турбаза казалась ей безлюдной, только катер начальника ее охраны поблескивал у причала серебристым бортом.
– Ты смотри, смотри, – попросил дед Степан. – Как что-нибудь увидишь – скажи мне. А я пока передохну.
Он вдруг опустился в траву, растянулся на ней, заложив обе руки под голову, и закрыл глаза.
– А если ты заснешь? – обеспокоилась Алёнка. – Будить тебя?
– Не засну, – утешил ее старик. – Но отдохнуть надо обязательно. Потому как денек нынче будет тяжелый.
– А ведь я хотела к тебе бежать, если бы тебя тут не нашла, – сказала Алёнка. – Сегодня Васька наш говорил маме про Кольку с Сашкой. Якобы они его так обманули, что теперь его могут в тюрьму посадить.
– Васька? – переспросил дед Степан, открыв один глаз. – Он же с самого утра укатил, когда ты еще сны досматривала.
– Ничего я не досматривала! – возмутилась Алёнка. – Я не спала и слышала, как он маме жаловался на Кораблёвых. И Ивана называл.
– Ивана? – Тут дед Степан открыл и второй глаз. – И что он сказал про Ивана?
– Сказал, что Иван запретил ему уезжать из Архарова.
– А он все равно уехал, – задумчиво пробурчал старик себе под нос, тяжело поднялся и сел, закрыв морщинистыми ладонями остро выпирающие под брюками коленки. – Стало быть, это он, поганец, привез из города «гостинец».
– Да нет, ты не понял! – поморщилась Алёнка. – Гостинец якобы должны были положить в мой дипломат Колька с Сашкой, но обманули, и… Не знаю я, что он хотел этим сказать.
– Бог даст, скоро узнаем, – успокоил ее дед Степан и строго приказал: – Ты не на меня, ты на тот берег гляди!
Алёнка собралась снова поднести ладонь к своим глазам, как вдруг и без ее помощи увидела сталкивающих лодку в воду братьев. Хотя до них было так далеко, что разглядеть их лица было невозможно, Алёнка не усомнилась в том, что это были именно Колька с Сашкой. Да и кто бы еще посмел взять их лодку? Только непонятно ей стало, почему они поплыли по озеру в лодке, когда должны были ехать по полю на комбайне. Так она и сказала деду Степану:
– Не понимаю я ничего. Прогнал их, что ли, Кутасов?
– Кого? – встревожился дед Степан и тут же встал на ноги. – Ты их увидела? Где они?..
Скоро старик и сам разглядел появившуюся на седой, как его борода, поверхности озера лодку и вдруг осенил себя крестным знамением, сказав Алёнке с мольбой и дрожью в голосе:
– Теперь молись, девонька, чтобы они поскорее до нас доплыли…
Как надо было молиться, дед Степан объяснять не стал, а перекрестился, застыл столбом над обрывом и уже не спускал глаз с лодки.
Однако Алёнке почему-то захотелось молиться именно по-настоящему, как молились в церкви набожные старушки. Сама она нечасто там бывала, только по большим праздникам, когда в храме и за его воротами собиралось чуть ли не все село и школьники старались протиснуться поближе к отцу Максиму, громко читавшему в алтаре молитвы, махавшему кадилом с ароматным ладаном, говорившему непонятные, но очень мудрые речи, а под конец кормившему всех желающих с ложечки. Его поддерживали нескладным, но до слёз проникновенным пением несколько женщин, стоявших недалеко от иконостаса, у большой иконы Николая Чудотворца, среди них были и две учительницы, что вызывало гордость в сердцах школьников и одобрительные взгляды их родителей.
Очень радостно было в церкви на Пасху, но еще радостнее и интереснее в крещенскую ночь, когда на озере мужики делали большую прорубь, украшая ее елочными гирляндами и привязывая к ветке Алёнкиной липы большой фонарь. К этой иордани ночью шло крестным ходом за отцом Максимом и шагавшим впереди него с огромным крестом в руках Иваном Кораблёвым все Архарово. Но окунуться в прорубь решались немногие смельчаки, и Алёнка с замиранием сердца ждала, когда вслед за Иваном прыгнут в ледяную воду его младшие братья-близнецы. Сколько она себя помнила, братья Кораблёвы купались в озере в каждую крещенскую ночь, даже когда учились еще в первом классе, даже когда трещали такие морозы, что вода в иордани быстро затягивалась тонким ледком.
С детства дружившая с близнецами Алёнка только в седьмом классе стала задумываться, почему ей больше нравится Колька, а не Сашка. Для всех ее подруг они были схожи не только лицами, но и характерами, и мыслями, и поведением. Многие, проучившись вместе с братьями семь лет, так и не умели их различать и недоумевали, как это удается Алёнке. Она и сама не понимала, в чем разница между Колькой и Сашкой, но глаза ее почему-то лучше видели Кольку, а Сашка для них оставался как бы укутанным пеленой тумана. И вот сейчас, после того как дед Степан велел ей молиться, она вспомнила, что впервые ёкнуло ее сердечко, когда она увидела в церкви братьев молящимися.
