Серега вставил в уключины весла, опустил в воду натруженные, в мозолях, руки и заявил:
– Все, амфибия, теперь я буду с Олей гулять за то, что ты меня обманул!
Я мог думать только о том, что происходит сейчас на острове, поэтому только отмахнулся.
А Ольга сердито припечатала:
– Дурак!
Серега вздохнул, встряхнул лохматой головой, подняв, как собака, тучу мелких серебристых брызг. Посмотрел на небо, натянул бермуды, майку, затем мягко опрокинулся с борта в воду и короткими, быстрыми полусаженками поплыл к берегу.
* * *
Ну что, дальше – мрак…
Хоть и говорят в Обществе спасения на водах, что Святое озеро после бомбежки в 1943 году отдает своих утопленников, Леву мы не нашли. Да и неясно было, где именно его искать – на дне или на суше. Ленка Стражева, насколько могла, держала меня в курсе следствия. Как это бывает, полиция после ее звонка папе выбралась к озеру примерно через час. На берегу застали Алика Ханаева с друзьями. Почему-то на голом месте, рядом с колхозным полем они устроили пикник. Никакого Льва Бабченко не видели…
Позже я и сам плавал на остров. Облазил его весь, надеясь найти хоть что-то и одновременно заранее боясь возможной находки. Но клочок суши посреди большой воды не дал мне ни ответа, ни подсказки, ни даже намека на то, что же случилось с моим старшим другом и защитником.
Родители Левы подали в розыск, но не уверен я, что полиция чем-то поможет, если она по горячим следам ничего не нашла. Надеюсь, Лева смог скрыться от Хана и прячется до поры до времени. Гендос работает в «ПедиРос». Теперь я знаю: если чуда не случится, если Лева не появится в одно прекрасное утро на своей трескучей «Яве», мне придется отомстить Гендосу, опозорившему мою фамилию предательством. Я с удовольствием, хватило бы смелости и сил.
С Ольгой после прогулки под парусом я не виделся.
Хорошо, что дома меня ни о чем не спрашивали. Мать, скорее всего, и не знала ничего, кроме самого факта пропажи Левы. Отец, хоть и догадывался, с расспросами не приставал. Подкидывал побольше разных поручений, думал – от этого у меня не останется времени на опасную ерунду. Так что в основном общался я с дурашливым Роки.
Слонялся я этак по пустому жаркому дому, как вдруг зазвонил телефон.
– Привет. Я завтра уезжаю. Провожать не приходи.
– Почему?
– Потому.
Я ляпаю конкретную глупость:
– Серега проводит?
Она печально констатирует:
– Дурак. У тебя комп есть?
– Есть, – честно сказал я.
– А Интернет?
– Тоже, – теперь вру я.
– Запиши мою «емелю»…
Не записал – запомнил наизусть несколько латинских букв.
На следующий день в половине второго я был на вокзале. Вскоре прикатил автомобиль старого Бабченко. Из него вышли родители Ольги, она сама и Вячеслав Петрович. Не было бы Левиного отца, я и рискнул бы, может, пробраться поближе, чтоб Ольга увидела меня. А так шиш!
В паре километров от станции есть участок дороги с изъяном, поэтому все поезда, отходящие от вокзала, вначале чухают медленно, а уж потом – на всех парах. Туда я направляюсь рысцой по полосе отчуждения.
Навстречу – что ему здесь надо? – плетется со своей Соней сумасшедший Нёма.
– Здрасте! До свиданья! Некогда! – кричу на бегу разулыбавшемуся батиному приятелю.
– О, мальчик! – кричит он вдогонку. – Не ищи того, чего не терял!..
Я остановился возле столба с цифрой километража. Жду. Слышу шорох за спиной. Нёма, что ли, опять? Оборачиваюсь – Серега!
– Провожать? – спрашиваю я, хотя спрашивать глупо.
Он скорчил гримасу, совсем, впрочем, невеселую:
– Не с тобой же махаться!
Показался поезд, машинист погудел для острастки, увидев нас возле путей. Огромная лязгающая железная гусеница ползла мимо нас. Ольга встала как будто для того, чтобы опустить солнцезащитную штору, и как будто у нее не получалось…
Мы бежали вровень с уплывающим от нас окном, пока чьи-то бугаиные руки не мелькнули над Ольгиной головой и штора не опустилась. Такой и запомнили мы Олю – словно распятой на прозрачной жаровне вагонного окна для поживы нашему беспощадному солнцу.
Бои без правил
Историческая повесть
Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана.
Буду резать, буду бить —
Все равно тебе водить!
Считалка
В десять – двенадцать лет кажется порой, что родители твои бесконечно устарели, что они застряли в своем прошлом, а в современности мыкаются и тычутся, как безнадежные лузеры. Но если расспросить у них, как жили, как играли, как дружили или враждовали они в своем детстве, окажется, что чувствовали они так же, просто приходилось выяснять отношения чаще всего напрямую, а не посредством смартфона или скайпа типа в режиме онлайн.
Это случилось очень давно – в 1970 году. Но могло случиться и в 1990-м, и в 2010-м. Убедись в этом сам.
1
Когда двоюродного брата Кольку ранило карбидной бомбочкой, Сергею Величко было семь лет и девять месяцев. События, которые последовали за злополучным взрывом, он воспринимал сначала совсем уж по-детски. Все плохое, а его было много, Сережка принимал как стихию, вроде грозы в августе. Он думал, что неприятности надо терпеливо переждать, как мы пережидаем под крышей ливень, гром и особенно молнию.
Две семьи с одной фамилией Величко жили в доме над рекой, на улице конечно же Набережной. Иван Петрович и Василий Петрович совместно владели усадьбой, доставшейся им в наследство от их отца, Петра Ивановича. На первый взгляд братья жили дружно, хотя в выходные, подвыпив, часто дрались в кровь, будто расцарапывали какие-то старые, уже поджившие раны. Соседи реагировали на это спокойно. Обычное дело: напьются – потом бьются. Таких случаев на Краю Света хватало. Правда, сам Сережа, несколько раз наблюдавший начало боя вблизи, чувствовал в противниках не только игривый пьяный кураж, но и что-то глубинное. Тогда он еще не знал хорошо слово «ненависть».
