Двоюродный брат высмотрел Сергея и даже как будто попробовал улыбнуться. Но спросил тем не менее деловито и сухо:
– Пан где?
Сережка оробел, но ответил вызывающе:
– Зачем тебе?
– Не твое дело!
– Ну тогда и не знаю!
Близость взрослых придавала Сережке смелости.
Но Колька Сережкин вызов проигнорировал. Отвернулся демонстративно к другим детям.
– Эй, мелочь пузатая, кто Пана видел?
«Пузатая мелочь» в лице его сестры Нинки тут же отрапортовала:
– Он с Толиком и Витькой на речку пошел.
– Купаться, что ли? – хмыкнул Колька.
– Не, вино пить, – тут же сдала старших Нинка.
– Тебя просили языком тарахтеть? – прикрикнул на нее Сережка.
Она ответила, оправдываясь:
– Я же не взрослым…
Звякнула весело щеколда на калитке Пороховых. В проем выбралась на улицу веселая троица: Степка, Витька Порохов и Толик Бабченко. Пацаны раскраснелись, хихикают непонятно над чем, подталкивают друг друга локтями… Но Кольку они увидели и узнали.
Первым отреагировал Степка:
– О-о! «Голова обвязана, кровь на рукаве»! – процитировал он строку из песни про красного командира Щорса, которую разучивали в школе на уроках пения.
Колька сделал вид, что насмешки не понял, сказал всем:
– Здоро́во, пацаны!
Окна в домах Шнейдеровых и Микошиных тоже смотрели на улицу. Так что неудивительно, что вскоре к ребятам подошел Юра Микошин. Он пожал руки пацанам, пропустил только младших школьников.
– Как здоровье, Колян? Выписали или на побывку отпустили?
– Да нормально! – как можно небрежнее отмахнулся Колька. – Уже выписался. На следующей неделе швы снимут – и порядок.
– И что? Недели через две можно бой провести?
– Конечно! – заверил Колька, но тут же повернулся к Степану: – Поговорить надо…
– О чем это?
– Ну, надо…
– Так говори! – вскинулся Степка. – От кого секреты? А потом опять выдумаешь небылицу! Между прочим, Нёма сказал, что если б я в тебя бутылку бросил, у тебя были бы не такие раны. Зачем врал?
– А ты… – начал было Колька, но не нашел что сказать.
Зато Степка завелся не на шутку:
– Что – я?! Наплел, чего не было, а пацаны подумали, что я струсил с тобой стакнуться. Так, может, это ты струсил?
Глаза у Кольки сделались бешеные. Двоюродные братья натопырились друг на друга, как взъерошенные петухи.
– А ты!.. – задыхался от злости Колька. – А я и не говорил, что ты кидал бутылку!
– Вот те раз! – искренне изумился Степка. – Так твои родители только и верещат про это на всех углах.
– Они не так поняли…
– А как тебя понимать?
– А так, что ты бросил не бутылку, а камень. Камень попал в бутылку, вот она и взорвалась.
– С больной головы придумал? – насмешливо спросил Степка.
– Ничего не придумал! Вон и свидетели есть!
Колька указал на Гуню и Бэцу.
Те посмотрели на родственника удивленно, потом сориентировались и согласно кивнули:
– Ага, всё видели.
– Да что вы видели, зоркие соколы?! – горячился Степка.
Беда в том, что Юру Микошина не интересовала история взрыва. Его больше занимала история болезни одного из участников поединка. А Колька тем временем гнул свою, никому не понятную линию:
– Так что, Степа, надо еще разобраться, кто чего боялся. Я не хочу ссориться, наоборот, хочу помириться и сказать, что зла у меня нет. Все нечаянно получилось. А раз так, я хочу, чтоб ты при всех признал, что кинул камень…
– Ты одурел, Колян! – возмутился Степка. – Я вообще не понимаю, чего ты хочешь!
– А я не понимаю: что, тебе трудно сказать, как я хочу?! – заорал в ответ Колька.
И в этот момент на калитке повис Сашка Порохов, в очередной раз отлучившийся на веранду, и воскликнул с неподдельным восторгом:
– Сережка! Нинка! Там ваши отцы бьются – аж все летит!
Все мальчишки с ловкостью котяр вознеслись на пороховский забор. На земле остались только Нинка, Колька и Сережка. И Юра окликнул с высоты забора:
– Колян, идешь?
А двоюродный Сережкин брат, которому, оказывается, тоже было стыдно за отца, злобно рявкнул в ответ:
– Да пусть они там поубиваются насовсем!..
11
Рассказывали потом, что сцепились братья ни с того ни с сего, как говорят на Краю Света, «без дай причины». Вышли Велички во двор покурить и вдруг начали друг друга метелить. Ни боксом, ни самбо братья не владели, поэтому драка была бестолковой волтузней, хоть и с кровью. А потом прибежал участковый Стражев и драку прекратил.
После этого у братьев началась «холодная война», как между странами Варшавского договора и НАТО.
Прежде заборчик между огородами Ивана и Василия был весьма условным: несколько металлических труб как основа для будущего полноценного забора были вкопаны в землю на меже приусадебных участков. После субботней драки, воскресным днем, Иван Петрович из запаса досок поставил прочный, почти глухой забор. Завершив работу, чуть ли не пинками разогнал по обе стороны ограды кур – своих и соседских. Прежде они, краснокрылые и синекрылые, рылись в огороде вперемешку.
Детям своим по этому поводу Иван Петрович ничего не сказал. А мама дала добрый совет: на всякий случай держаться подальше от детей Василия Петровича, особенно от двоюродного брата.
На самом деле не очень-то и хотелось. Правда, была еще Нинка. С ней до взрыва Колькиной бомбочки Сережа не ссорился даже по мелочам, как бывало с Сашкой или Славиком. Нинка так любила подарки, даже самые простые, вроде горсти орехов или кулька светлых карамелей «подушечек» с кисловатым джемом внутри, что Сережка всеми силами исхитрялся и по воскресеньям что-нибудь ей вручал.
Прошлым знойным летом на берегу Святого озера он, рисуясь перед Нинкой, решил прыгнуть с вышки, с которой ныряли старшие пацаны. Плавать вместе со Степкой он научился еще до школы, а в прыжках было лишь одно, что пугало мальчонку, – высота сооружения и его кажущаяся непрочность. Минутный страх и подвел. В последний момент Сережа передумал было прыгать, но основная масса тела находилась уже за краем подкидной доски. И полетел он в воду абы как. Колька отметил: «Шлепнулся, как лягушка!» Обидно было, конечно, тем более много ребят было, все видели, как он упал – некрасиво, неправильно. А Нинка сказала: «Ты не бойся, Сережа, я никогда не буду над тобой смеяться! Все равно, что ты сделаешь неправильно…» А теперь она сторонится Сережи. И в школу они давно не ходят вместе.
