«Очень занятно вникать в смысл твоей речи, Евграф! Поскольку вопросов задано много, просто выслушай меня. Надеюсь, этого хватит, чтобы удовлетворить любопытство и принять окончательное решение».
«Какое еще решение? Душу дьяволу, что ли, продать?»
«Не понимаю…»
«Ладно, ладно, больше не буду перебивать. Говори, что хотел».
«Ты спросил, кто я такой. Когда-то, очень давно, я был самым обычным человеком. Разве что умел видеть чуть глубже других. Херсонес тогда называли великим городом».
«Ого! Подожди, дай посчитаю. Тася говорила, что его расцвет пришелся на третий век до нашей эры. Это что, тебе две тысячи триста лет?»
«Я не знаком с вашим летоисчислением, но, вероятно, ты не слишком далек от истины. Теперь будь внимателен… Однажды мой друг и учитель Епифаний доверил мне тайну, вручив некие предметы, несравнимые по ценности ни с золотом, ни с дорогими камнями».
«Господи, обыкновенный клад!»
«Вывод твой скоропалителен. Ты не понял. То, о чем говорю, способно создавать и разрушать. Епифаний выбрал меня из многих».
«Чем это ты такой особенный?»
«Я умею видеть и слышать. И стараюсь быть честным перед собой и другими».
«Все видят и слышат. Подумаешь, достижение!»
«Опять пытаешься спрятаться за первые попавшиеся слова. Ты продолжаешь бояться, Евграф. Причем сразу и меня, и себя. Поверь наконец, что в тебе нет ни толики сумасшествия. И давай говорить серьезно».
«Да стараюсь я, стараюсь! Послушай, если бы к тебе вдруг кто-то влез в голову и начал нашептывать, у тебя от этого крыша не поехала бы?»
«Крыша? О, я понял! Это опять особая речь… Слышать неслышимое и зрить незримое я умел с детства. Ты получил такую способность недавно. К этому нужно привыкнуть. Так я продолжаю?»
«Да-да! Ты еще говорил о честности».
«В том, что ты честен и великодушен, у меня нет никаких сомнений. Об этом свидетельствует твой энергетический след».
«Стоп! Энергетический след… Значит, то, чем занимается тетя Люся, – существует?»
«Мир не может быть пустым. Иначе мы с тобой не смогли бы разговаривать».
«Ясно. Но непонятно. Почему тогда все наши не могут спокойно общаться со всеми вашими?»
«Причина – те барьеры, которые ставит природа. Общение с вашим миром отнимает много энергии. Сейчас не о том речь. Есть удивительные, чудесные предметы, которые в любой момент мы готовы передать людям. При одном условии: дар не будет использован для личной выгоды. Поэтому преемник должен быть честен и проницателен. К сожалению, мы мало знакомы, Евграф. Но твои недавно обретенные умения, бескорыстие и ум позволяют спросить: согласен ли ты заменить меня? Согласен ли подвергать свою жизнь опасности?»
«Ну ты даешь! – Евграф вскочил, подошел к окну, снова метнулся к кровати. Эмоции требовали выхода. Да еще какие эмоции! – „Послушная детка, сунь пальчик в розетку. За это ты, детка, получишь конфетку!"»
«Розетка – это что-то опасное? Ты верно уловил оттенок моего предложения».
«Но как я могу соглашаться или не соглашаться, получая кота в мешке?»
«Прости, не понял. В мешке не животное…»
«Это выражение означает – предлагать неизвестно что. Какие предметы я должен охранять?»
«Ты увидишь их. Но прежде я должен увидеть Херсонес. Или теперь у города другое название?»
«Севастополь. Сейчас его зовут Севастополь».
«„Достойный поклонения"! Хорошее, славное имя. Однажды мне привиделись люди твоего времени, дома, еще что-то непонятное… И я мечтал… хоть одним глазком… глазами живого… Пожалуйста, покажи, объясни! Всего один-два дня! Возможно, это поможет нам лучше узнать друг друга!»
Евграф подошел к окну, распахнул, вдохнул пахнущий морем и степью воздух. То, что ему предлагали, не было обычным приключением. Вряд ли он до конца понимал, что повлекут за собой новые обязательства. И все же ответил так, как подсказывало сердце:
«Я согласен, Дионисий! Согласен».
₪ ₪ ₪
– У Дайоны тоже были красивые волосы… – Дионисий задумчиво провел рукой по черной волнистой пряди.
Зо не отстранилась, лишь взмахнули ресницы, и он снова обратил внимание, какие у нее удивительные глаза.
– Мне жаль твою сестру, очень жаль! Может быть, по ту сторону Стикса ей так же хорошо, как было по эту?
Дионисий молча покачал головой. Разве сравнится веселый дневной свет с тенями мрачного царства Аида?
– Дайона умела рисовать. Я думаю, боги примут во внимание этот талант и найдут для нее местечко на елисейских полях.
Он поднял плоскую гальку, размахнулся и, примерившись, бросил так, как показывал раб, обучавший его искусству плавания. Камешек весело заскакал по воде.
– Ой! Как ты заставил такой тяжелый камень прыгать?! – воскликнула Зо. – Ты превратил его в лягушку?
Дионисий ответил улыбкой. Печаль уходила. Девочка была так легка, искренна, порывиста! И то, что она стояла рядом, волновало неимоверно. Даже Дайона, родная, любимая Дайона, не была способна на такое! Поддавшись мгновенному порыву, он снова дотронулся до волнистых волос. И опять Зо не отстранилась.
– У тебя очень нежная рука, Дионисий. Она совсем не похожа на руку Кироса.
– Не говори о нем.
– Хорошо, не буду, но я живу в его доме, а значит, нам придется встречаться. Вдруг Кирос снова захочет меня поцеловать? Я боюсь.
– Но мне не трудно провожать тебя! Хочешь?
Зо поднесла к зарумянившемуся лицу руки:
– Хочу! Хочу! Хочу!
Сердце Дионисия забилось чаще. Он поймал ее послушные запястья, прижал к своей груди. Лицо девочки оказалось так близко! Глаза распахнулись, и она по-взрослому серьезно прошептала:
– Если ты надумаешь поцеловать меня, как Кирос, я не буду убегать от тебя, Дионисий!
– Нет, не как Кирос. – Он чуть коснулся губами теплой щеки. – Ты соленая. И пахнешь морем… – Шагнул в сторону, повторил: – Я провожу тебя к дому Хаемона. Идем.
₪ ₪ ₪
Еще утром Дионисий был совершенно один в этом большом городе. Не считая постоянно занятого и далеко не юного Актеона. Теперь он шел рядом с Зо, едва справляясь со своим счастьем. Они поднялись по неширокой улице, вымощенной отполированной множеством ног галькой. Редкие прохожие бросали на них короткие взгляды, Дионисию же казалось, что каждый встречный видит его радость, и улыбался в ответ широко и открыто.
Зо прошла мимо палестры, миновала несколько небольших кварталов-близнецов, состоящих из трех-четырех похожих один на другой домов. По рассказам Актеона, Херсонес был большим городом. Десять тысяч граждан, парэков и рабов нашли кров за его неприступными стенами.
