Миссис Глендиннинг отвернулась от него, нетвердыми шагами пошла наверх и исчезла с его глаз; но по перилам, в кои вцепился Пьер, казалось, что ему передалась та внезапная дрожь, коя еще оставалась в них от конвульсивной хватки, какою держалась за них его мать.
Он огляделся по сторонам как слабоумный; шатаясь, спустился на нижний этаж, молча вышел из дому; но когда он переступал порог, его нога споткнулась о высокий выступ; он вылетел на каменное крыльцо и упал. Казалось, его насмешливо вышвырнули из-под крова его предков.
IV
Выходя из широкой задней двери внутреннего двора, Пьер закрыл ее за собой и затем повернулся и прикипел к ней взглядом, устремленным также на большой центральный дымоход особняка, легкий голубоватый дымок из коего тихо поднимался к утренним облакам.
– Сердце говорит: никогда тебе больше не видать очага, у которого ты родился и рос. О Боже, как зовешь Ты то чувство, кое обрекло Пьера на участь бездомного бродяги?
Пьер медленно пошел прочь, и, проходя мимо окон Люси, он взглянул вверх и увидел, что белые занавески плотно закрыты, белый коттедж погружен в глубокое молчание и белая оседланная лошадь привязана у ворот.
– Я мог бы войти, но опять видеть, как она дрожит от отвращения, пытаясь защититься; да и что могу я еще сказать или сделать ей? Я не могу объясниться. Ей известно все, что я собирался ей открыть. Да, но ты сжег ее на жестоком огне своими словами; это твоя торопливость, твоя торопливость погубила ее, Пьер!.. Нет, нет, нет!.. Кто перенесет спокойно такую беспощадную весть? Если надобно кого зарезать и сие неизбежно, так нож убийцы должен разить быстро! Эти занавески скрывают ее от меня; так пусть и ее прекрасный образ будет скрыт ими в моей душе. Спи, спи, спи, спи, ты, ангел!.. не просыпайся ни для Пьера, ни для себя самой, моя Люси!
Шагая быстро и не разбирая дороги, Пьер столкнулся с каким-то путником, который шел в другую сторону. Тот замер в изумлении; и, подняв глаза, Пьер узнал слугу из своего имения. Та торопливость, коя толкала его под руку во всех нынешних поступках, вновь воспрянула в его душе и завладела им. Не обращая внимания на испуганный вид слуги из-за этого столкновения с молодым хозяином, Пьер приказал ему следовать за собой. Направившись прямо к «Черному лебедю», маленькому деревенскому постоялому двору, он вошел в первую же свободную комнату и, предложив слуге присесть, позвал хозяина постоялого двора и спросил у него перо и бумагу.
Если в час небывалого страдания им выпадает такая подходящая возможность, то люди определенного склада ума находят своеобразное истерическое облегчение в сумасшедшем разгуле черного юмора, который пленяет их именно тем, что никоим образом не подобает их ситуации, невзирая на то что они очень редко направляют свои остроты по адресу тех особ, кои как раз таки непосредственно связаны с причиною или же следствием их мучений. Любой философ скажет вам с невозмутимою строгостью, что поведение это есть не что иное, как кратковременный приступ безумия; и, возможно, все так и есть с тех самых пор, как в неумолимых и нечеловеческих глазах единственной первопричины всякая скорбь без изъятия – не важно, на нашей ли она совести иль на совести других, – выглядит абсолютнейшим безумием и безрассудством.
В записке, кою теперь писал Пьер, было следующее:
«Милому славному старому Дэйтсу.
Дэйтс, мой старый приятель, пошевелись-ка теперь.
Ступай в мою комнату, Дэйтс, и принеси мне оттуда сундук красного дерева и картину, завернутую в голубой ситец, не раскрывая ее; увяжи все вместе очень тщательно, мой дорогой Дэйтс, все довольно тяжелое, и поставь все у задней двери. Затем вернись в мою комнату, принеси мой письменный стол и поставь его там же. Затем поднимись ко мне еще раз, принеси мою походную кровать (увидишь там ее разобранной на детали) и как следует перевяжи веревкой эту коробку. Затем загляни в левый угол выдвижного ящика в моем платяном шкафу, и ты найдешь мои визитные карточки. Приколи одну к сундуку, другую – к коробке и третью – к коробке с кроватью. Затем собери всю мою одежду, упакуй ее в дорожные сундуки (не забудь два старых военных плаща, приятель) и приколи к ним карты тоже, мой добрый Дэйтс. Затем, после трех этих утомительных рейсов туда-обратно, мой дорогой Дэйтс, остановись ненадолго и вытри пот со лба.
И затем – дай-ка подумать – затем, мой добрый Дэйтс, что нужно сделать еще? А, вот что. Собери все мои бумаги любого рода, какие только могут валяться в моей комнате, и сожги. И тогда запряги старого мерина Белое Копыто в самую легкую деревенскую повозку, уложи туда все вещи и пришли сундук, и коробку, и походную кровать, и все дорожные сундуки в «Черный лебедь», где я заберу их, когда буду готов, и не раньше, милый Дэйтс. Да благословит тебя Бог, мой славный старый невозмутимый Дэйтс, и прощай!
Твой старый молодой хозяин,
ПЬЕР
Nota bene. Запомни хорошенько, Дэйтс. Если моя мать вдруг обратится к тебе с вопросом, ответь ей, что это мои распоряжения, да упомяни, что я послал тебе записку, но ни под каким видом не показывай ее своей госпоже – ты слышишь?
Снова,
ПЬЕР».
Сложив сие послание нелепым образом, Пьер приказал слуге доставить это Дэйтсу. Но слуга, совсем сбитый с толку, нерешительно вертел письмо в руках, пока Пьер не прикрикнул на него да не велел ему жестким тоном убираться; но как только слуга, запаниковав, дернулся, чтобы поскорее удалиться, Пьер позвал его назад и извинился за свою грубость; но как только слуга вновь замешкался, возможно думая про себя, как бы извлечь выгоду из покаянного настроения Пьера, обратившись к нему со словами сочувствия или протеста, Пьер с новой жестокостью приказал ему выполнять поручение и чуть ли не вытолкал его в двери.
Известив старого хозяина постоялого двора, который был озадачен не меньше слуги, что этим утром должно сделать определенные приготовления для него (Пьера) на постоялом дворе, да потребовав также приготовить комнату для него и его жены на эту ночь – какую-нибудь комнату с просторным смежным помещением, кое можно использовать как гардеробную, – и также еще одну комнату для слуги, Пьер покинул постоялый двор, оставив старика хозяина таращиться ему вслед да молча гадать, что за кошмарное событие повредило ум его доброго молодого господина и старого приятеля по охоте, мастера Пьера.
В скором времени приземистый старик хозяин вышел с непокрытой головой на низенькое крыльцо постоялого двора, сошел наземь да стал посреди дороги, так и глазея Пьеру вслед. И как только Пьер превратился в неясный силуэт, его изумление и волнение выплеснулись наружу словами:
– Я учил его… да, я, старый Сакс… лучший стрелок во всем графстве, мастер Пьер… молю Бога, чтоб он не спятил… Женат? Женат? И прибудет сюда? Чудные творятся дела!
Глава XII
ИЗАБЕЛЛ, МИССИС ГЛЕНДИННИНГ, ПОРТРЕТ И ЛЮСИ
I
Когда прошлой ночью Пьер покинул фермерский дом, где Изабелл нашла себе пристанище, мы помним, что меж ними не было условлено ни о каком часе дня или ночи да не было назначено никакого определенного времени для их следующей встречи. Это Изабелл была той, кто по какой-то своей причине, бесспорно обоснованной, выбрала для их первого свидания час ранних сумерек.
