– Есть ли у вас сейчас какое-нибудь… занятие?
– Никакого, пока что еще недостаточно стемнело.
– Будете ли вы тогда столь добры, чтобы найти для этих леди какое-то пристанище ненадолго, пока я не потороплюсь найти для них что-то более подходящее? Указывайте дорогу, если позволите.
Казалось, офицер поколебался на мгновение, но наконец молча согласился; и вскоре они подошли к светлому дверному проему и вошли в большую, простую комнату самого неприглядного вида, с потертыми деревянными скамьями и койками, кои тянулись вдоль стен, и их ряд заканчивался у письменного стола, что притулился в углу. Постоянный надзиратель караулки спокойно читал газету при свете центральной длинной, похожей на два крыла летучей мыши газовой лампы; и три офицера, кои отдыхали от исполнения своих обязанностей, клевали носом, сидя на деревянной скамье.
– Не самая роскошная обстановка, – сказал полисмен спокойно, – не самая избранная компания, но мы постараемся быть вежливыми. Присаживайтесь, леди. – Он учтиво пододвинул для них небольшую скамейку.
– Привет, друзья мои, – сказал Пьер, подходя к троим дремлющим офицерам и тряся их за плечи. – Привет, говорю! Окажете мне небольшое одолжение? Поможете мне занести внутрь несколько дорожных сундуков с улицы? Я отблагодарю вас за беспокойство и буду вам бесконечно признателен.
Трое дремлющих полисменов, разбуженных разом, вдруг раскрыли глаза да недовольно уставились на него; однако, под влиянием первого офицера, в свете лампы, напоминающей крылья летучей мыши, перенесли в комнату сундуки, что их попросили.
Пьер поспешно присел рядом с Изабелл и в нескольких словах объяснил ей, что она находится в самом защищенном месте, каким бы недружелюбным оно ни выглядело, что офицеры смогут позаботиться о ней, пока он с величайшей поспешностью отыщет дом и непременно разузнает, как с ним обстоят дела. Он надеялся вернуться назад не позже чем через десять минут, и с хорошими известиями. Объяснив свои намерения первому офицеру и упросив его не покидать девушек, пока он не вернется, он тотчас же выбежал на улицу. Он быстро пришел к тому самому дому и сразу же узнал его. Но особняк был полностью тих и погружен во тьму. Он позвонил в дверной колокольчик, но никто не отозвался, и подождал довольно долго, чтобы совершенно убедиться в том, что дом или в самом деле заброшен, или же что старый клерк спал беспробудным сном, а быть может, отсутствовал; однако же, убедившись, что ни малейшего приготовления не было сделано к их приезду, Пьер, жестоко разочарованный, вернулся к Изабелл с этими неприятнейшими сведениями.
Но необходимо было что-то предпринять, и быстро. Повернувшись к одному из офицеров, он стал умолять его пойти поискать наемный экипаж, который отвез бы их в какую-то приличную гостиницу. Но офицер, так же как и его сослуживцы, отказался от этого поручения, поскольку в их районе патрулирования не было ни одной остановки для наемных экипажей, а они не могли покинуть свой пост. Пьер должен был идти сам. Ему совершенно не нравилось то, что ему опять приходится покидать Изабелл и Дэлли, тем более что теперь его отсутствие могло затянуться на неопределенный срок. Но другого выхода не было, и время сильно поджимало. Он объяснил все это Изабелл, и, снова попросив офицера о прежнем одолжении да пообещав, что не оставит его без воздаяния, Пьер вновь вышел на улицу. Он посмотрел по сторонам и прислушался, но ни единого звука приближающегося экипажа не было слышно. Он бросился бежать, и после первого поворота он торопливым шагом направился в сторону самой большой центральной улицы города, в полной уверенности, что только там, если это вообще где-нибудь возможно, он найдет то, что хочет. Пьер уже отошел на некоторое расстояние от спального района и лелеял надежду, что встретит пустой наемный экипаж. Но те несколько, кои ему встретились, отказывались назвать четкую стоимость проезда. Он продолжил свой путь и наконец вышел на главную улицу. Непривычный к таким пейзажам, Пьер на миг замер в удивлении, ведь всего минуту назад, когда он вышел из узкого, темного, погруженного в мертвое молчание переулка, на него вдруг накатил девятый вал неумолчного шума и гама и ослепительный блеск ночной жизни главной улицы большого города, на которой весь день царят теснота и давка, и даже теперь, в этот поздний час, она ярко освещена огнями ночных вывесок и гудит от множества проезжающих экипажей и идущих людей.
II
– Эй, красавчик! Эй! Эй! Юноша! О, прекрасный, кажется, ты в большой спешке, не так ли? Не можешь ли остановиться на минутку, дорогой? Сделай милость, ты такой хорошенький!
Пьер обернулся; и в неверном мрачном скверном свете, падающем из решетчатого окна аптеки, он разглядел удивительно красивую девушку, с ярким румянцем и вызывающе одетую; она обладала чарующей природной грацией, но была неестественно оживленной. Впрочем, ее фигуру освещали ужасные неестественные зеленые и желтые огни аптечной вывески.
– Мой Бог, – содрогнулся Пьер, спеша прочь, – вот так первое приветствие от большого города к молодости!
Он пересекал улицу, направляясь к ряду наемных экипажей, кои стояли на обочине, когда ему в глаза бросилось краткое позолоченное имя, кое скромно по-аристократически поблескивало на табличке большого и очень красивого особняка, второй этаж коего был ярко освещен. Он посмотрел внимательнее и убедился, что это дом Глена. Повинуясь внезапному порыву, он шагнул к двери и дернул шнурок колокольчика, и почти сразу ему отворил очень вежливый слуга-негр.
Когда дверь открылась, он услышал доносящиеся изнутри отдаленные звуки танцевальной музыки и веселящегося общества.
– Мистер Стэнли дома?
– Мистер Стэнли? Да, но он занят.
– Чем?
– Он в одной из гостиных. Моя хозяйка устроила вечеринку для жильцов.
– Вот как? Будь так добр, передай мистеру Стэнли, чтобы он вышел ко мне на минуту, только на одну минуту.
– Я не смею беспокоить его, сэр. Он сказал, что, возможно, кто-нибудь будет спрашивать его этим вечером – почитай, каждый вечер кто-то приходит и спрашивает мистера Стэнли, – но я обязан отказывать всем под предлогом вечеринки.
Мрачное и горькое подозрение возникло у Пьера, и, безрассудно поддаваясь ему и решившись проверить немедля, истинное ли оно или ложное, он сказал черному слуге:
– Мое дело не терпит отлагательств. Я должен увидеть мистера Стэнли.
– Сожалею, сэр, но приказ есть приказ… я его личный слуга в этом доме, я тот, кто чистит его столовое серебро каждые выходные. Я не смею его ослушаться. Могу я закрыть дверь, сэр? Ибо, как видите, я не могу вас пустить.
– Гостиные на втором этаже, не так ли? – сказал Пьер спокойно.
– Да, – ответил черный слуга с некоторой запинкой, удивленный, удерживая дверь открытой.
– А вон в ту сторону идут жилые комнаты, думаю?
– Да, они в той стороне, но вам туда путь заказан. – И бдительный черный слуга уже готов был грубо захлопнуть дверь перед его носом, когда Пьер оттолкнул его в сторону и, взлетев вверх по ступеням на второй этаж, очутился перед открытой дверью, откуда продолжал доноситься рев, состоящий из шума и мелодии, который вдвойне искажался той музыкой, которая играла на улице. Но, сразу же почувствовав смущение и замешательство, он немедленно вступил в комнату и предстал перед удивленным обществом – в своей нелепой шляпе, кою он, входя, так и не снял, да весь в дорожной пыли и помятый, но с видом мрачного упорства.
