– Мистер Стэнли! Где мистер Стэнли? – воззвал он, вступив в самую гущу испуганной кадрили, в то время как музыка внезапно смолкла и глаза всех присутствующих следили за ним с неясным страхом.
– Мистер Стэнли! Мистер Стэнли! – отозвалось несколько резких голосов в дальнем конце самой дальней из всех гостиных, в первую из которых дверь была широко распахнута, – К вам тут гость самого необычного сорта, вот дьявол! Кто он такой?
– Думаю, я вижу его, – отвечал удивительно невозмутимый, ясный голос, немного растягивая слова, серебристый и в глубине, возможно, очень решительный. – Я думаю, я вижу; отодвиньтесь в сторону, друзья мои, прошу вас… леди, в сторону, в сторону… дайте мне пройти к вон той шляпе.
Толпа, коей были адресованы эти слова, благовоспитанно разошлась в стороны, открывая взгляду приближающегося Пьера высокую, крепкую фигуру поразительно красивого молодого человека с темной бородой, одетого удивительно просто, даже скромно для такого случая; и сия простота в одежде не бросалась в глаза сразу, поскольку материя была очень хороша и костюм превосходно сшит. Он с беззаботным видом праздно сидел вполоборота на большой софе, и, похоже, его только что прервали в середине очень приятной беседы с миниатюрной, но живой брюнеткой, коя сидела на той же софе с ним рядом. Денди – и при этом мужчина, сила – и изнеженность; мужество и томность образовывали столь странную смесь в этом молодом человеке с чудными глазами, что на первый взгляд, казалось, невозможно было решить, есть ли у него настоящий характер или нет.
Годы протекли с тех пор, как кузены в последний раз виделись, и притом необыкновенно важные годы, в течение коих происходят самые сильные изменения во внешности человека. Однако глаза человека редко меняются. В то мгновение, как их глаза встретились, они сразу же узнали друг друга. Память не подвела ни того, ни другого.
– Глен! – закричал Пьер и остановился в нескольких шагах от него.
Но молодой человек с чудесными глазами только глубже уселся на софе, медленно извлек из кармана пиджака маленький, скромный монокль без цепочки и спокойно приложил его к глазу, но все же сделал это не совсем оскорбительно, невзирая на обстоятельства, да чрез него внимательно изучил взглядом Пьера. Затем, спрятав монокль, он медленно повернулся к джентльменам, кои стояли поодаль, и сказал тем же невозмутимым, неоднозначным и музыкальным голосом, как и прежде:
– Я его не знаю, это полная ошибка; почему бы слугам не вышибить его вон и музыке не заиграть снова?.. Как я и говорил, мисс Клара, скульптуры, которые вы видели в Лувре, не нужно путать со статуями Флоренции и Рима. Видите ли, тот хваленый шедевр, Гладиатор Боргезе
[134] в Лувре…
– Какой еще Гладиатор Боргезе! – вне себя крикнул Пьер, прыгнув к нему, как Спартак
[135].
Но его дикий порыв сдержали испуганные крики дам и угрожающие движения окружающих. Едва он замер на месте, несколько джентльменов попытались скрутить ему руки, но, расшвыряв их в стороны в бешенстве, Пьер на минуту остался в одиночестве, и, распрямив плечи, упершись взглядом в своего кузена, который продолжал сидеть, откинувшись на софу и не делая ни малейших движений, он выкрикнул:
– Глендиннинг Стэнли, ты отрекаешься от Пьера не с такою ненавистью, с какою Пьер отрекается от тебя. Клянусь Небесами, Глен, будь у меня нож, я бы тебя продырявил да выпустил наружу всю твою глендиннинговскую кровь, а после зашил бы рану в твоих подлых останках. Негодяй, грязное пятно на теле всего человечества!
– Это переходит все границы – вот так смесь обмана и сумасшествия! Но где же слуги? Почему черные не появились? Выведи его вон, мой добрый Док, выведи его прочь. Осторожно, осторожно! Стой, – кузен засунул руку Пьера в карман последнего, – вот так, держи его так и выведи бедного парня куда-нибудь отсюда.
Затаив свою ярость, коя при любом развитии событий не могла найти удовлетворения в таком месте, Пьер развернулся, молнией пронесся вниз и выбежал из дома.
III
– Карету, сэр? Карету, сэр? Карету, сэр?
– Кеб, сэр? Кеб, сэр? Кеб, сэр?
– Сюда, сэр! Сюда, сэр! Сюда, сэр!
– Он пройдоха! Не к нему! Он – пройдоха!
Пьера окружила толпа конкурирующих между собой кебменов, все они сжимали в руках длинные кнуты; другие же в это время оживленно кивали ему с облучков, где они восседали на возвышении, освещенные с двух сторон фонарями кареты, словно потрепанные, отверженные святые. Лес кнутовищ сгустился вокруг бедняги, и звуки нескольких свистящих ударов хлыстами донеслись до его слуха. Для Пьера, только что пережившего такое бешеное столкновение с презрением Глена в его великолепной гостиной, это неожиданное буйство вокруг него кнутов, кои то и дело пускались в ход, было как нападение жаждущих мести варваров на Ореста
[136]. И, вырвавшись из толпы, он схватился за первую же металлическую ручку каретной дверцы, какую увидел, и, нырнув в экипаж, прокричал кебмену, не придавая значения тому, каков его возница, чтобы он выехал из давки и довез его по адресу, который ему скажут.
