26 февраля, воскресенье
С Варей могло произойти что угодно, и Лиза старалась уверить себя, что у девочки просто сломался телефон или случилось что-то непредвиденное, но вполне объяснимое.
– Я беспокоюсь, – пожаловалась она портрету мужа, и Саша ободряюще на нее посмотрел.
Лиза беспокоилась всегда и обо всем. В институте боялась экзаменов, потом, на работе, боялась сокращений, а больше всего боялась, что Саша ее разлюбит.
И все-таки настоящий тоскливый страх пришел, когда она вышла из женской консультации.
– Саш, – позвонила мужу Лиза. – Все точно. Ждем ребенка.
– Здорово! – засмеялся Саша, а она вдруг почувствовала, что они с малышом совсем одни в этом мире. Никому не нужные.
Чувство было жутким, Лиза закусила губу и велела себе перестать сходить с ума.
«Я истеричка», – поставила себе тогда диагноз Лиза.
Потом она старалась быть веселой, и ей это даже удавалось, и только когда позвонил Данила и сказал совершенно невозможное, она поняла, что беду предчувствовала.
Лиза проваливалась в сон, снова из него выныривала, протягивала руку к будильнику и смотрела на часы. В половине седьмого она тяжело поднялась, посидела у портрета, выпила кофе. За окном стояла еще глубокая ночь. Тонкий серпик убывающей луны был таким аккуратным, что казался нарисованным. Ночное небо любила рисовать Ника, и Лизе, глядя на ее рисунки, тоже хотелось взять в руки кисти. Однажды Саша даже подарил ей набор гуаши, но начать рисовать Лиза так и не собралась, и нераспечатанная гуашь до сих пор валялась в стенном шкафу.
Есть не хотелось совсем, но она сварила яйцо в мешочек и покорно съела, стоя у окна и разглядывая тонкую луну, словно не могла от нее оторваться.
Потом надела куртку-пуховик, достала из тумбочки ключи от машины и спустилась вниз. Машины у них с Сашей были одинаковые, двухлетние «Рено». Только у Саши машина оливковая, а Лиза выбрала себе белую и долго радовалась недешевой покупке.
Одну машину нужно будет продать, и быстро, пока совсем не проржавела. Им с малышом потребуются деньги.
Сейчас она подошла к оливковой, поежилась на холодном сиденье, включила печку, медленно выехала со двора.
К Вариному дому подъехала по почти пустому городу. Места для парковки около дома не оказалось, к тому же дорогу перегородила «Скорая», стоявшая прямо между подъездами.
Лиза медленно сдала назад, завернула за угол, приткнула машину на улице, около покрытого снегом газона, и пешком направилась к подъезду. За ночь здорово подморозило, подтаявший днем снег лежал на асфальте тонкой ледяной коркой. Лиза поскользнулась, едва не упала, пошла медленней.
Она еще надеялась, что «Скорая» приехала к кому-то другому, не к уютной улыбающейся женщине, которая терпеливо и спокойно ждала вчера вечером свою дочь.
С негромким стуком, который в тишине утра показался оглушающим, открылась дверь Вариного подъезда, двое мужчин выкатили носилки-каталку, подняли, спустили по ступеням крыльца. Лиза бросилась к каталке, едва не столкнувшись с появившейся следом женщиной лет на пять старше самой Лизы.
– Она умерла? – посмотрев на безжизненное лицо лежавшей на каталке Вариной мамы, обернулась Лиза к незнакомой женщине.
– Не мешайте, девушка, – отодвинул ее один из санитаров, а второй хмуро бросил:
– Бог даст, выкарабкается.
Незнакомая женщина неуверенно двинулась к «Скорой» вслед за каталкой, но медик, который обнадежил Лизу, женщину остановил:
– Вам ехать незачем, ее в реанимацию надо.
Лиза до этого никогда и никому не совала денег, а сейчас отреагировала мгновенно, рванула из сумки кошелек, сунула мужчине пятитысячную купюру. Мужчина помедлил, но купюру взял. Сегодня Лиза отличалась завидной сообразительностью, вслед за купюрой сунула визитку:
– Пожалуйста, позвоните!
Мужчина кивнул, «Скорая», замигав огнями, скрылась за поворотом.
– Я вчера приходила к Вариной маме… – повернулась Лиза к кутающейся в пуховик женщине. – То есть я приходила к Варе, но ее не было. Что случилось? Вы соседка?
Раньше она никогда не заговаривала с незнакомыми и очень переживала из-за неспособности быстро сходиться с людьми.
– Убили Варю. – Лиза только теперь заметила, что женщина плачет.
«Я знала, – тоскливо подумала Лиза. – Я знала и ничего не сделала».
– Пойдемте. – Женщина передернула плечами, нажала кнопки домофона, принялась подниматься по лестнице. Наверное, ей было страшно оставаться одной.
– Меня зовут Лиза.
– Людмила. Люда.
Женщина поднималась быстро, Лиза почувствовала, что задыхается. Дверь в Варину квартиру была приоткрыта. Люда шагнула внутрь, тут же вернулась с ключами в руке:
– Пойдемте ко мне.
Соседка жила этажом выше, в точно такой же крохотной квартирке.
– Тише, ребенок спит.
Лиза сбросила сапожки, босиком прошла вслед за хозяйкой на маленькую уютную кухню. Кухня была обставлена с любовью, у Лизы никогда не получалось придать квартире по-настоящему ухоженный вид. У них с Сашей в неположенных местах валялись книги, мобильные и планшеты оставлялись где попало, а одежда по истечении сезона иногда неделями продолжала пылиться на вешалке в прихожей.
Лиза была плохой хозяйкой, но Саша все равно ее любил.
Мысли цеплялись за что-то постороннее, потому что думать о настоящем было страшно.
– Наталья Семеновна с моим сыном сидела. – Людмила включила чайник, села, обняв себя за плечи. – Что я теперь буду делать, не представляю…
– Привозите ко мне, – неожиданно предложила Лиза. – Пока новую няню не найдете.
Вообще-то, ей тоже пора было выходить на работу, но несколько дней уже не имели никакого значения.
– Да он в школу ходит. Только болеет часто, тогда Наталья Семеновна меня и выручала. Я ведь сына одна ращу.
– Будет нужна помощь, звоните.
– Спасибо. – Людмила засыпала заварку в заварной чайник, залила кипятком. Чайник был старый, на носике виднелся небольшой скол.
Чашки тоже были старые, у Лизиной мамы когда-то был похожий сервиз. Пока его не выбросили.
Хозяйка села, обняла чашку руками.
– Варя вчера только приехала. Завезла вещи и убежала.
– Я знаю, – сказала Лиза. – Она должна была ко мне приехать. Только не приехала. Вот я и забеспокоилась.
– Вечером она не пришла, и телефон у нее не отвечал. Я Васю уложила и у Натальи Семеновны весь вечер просидела. Господи, ясно же уже было, что хорошего ждать нечего! Часов в одиннадцать все-таки к себе вернулась, ребенок один в квартире, страшно. А часа через два проснулась, слышу, на лестнице голоса…
