Ваня презрительно фыркнул: мол, чего от тебя ждать, однако же снизошел до объяснения.
– Иголка – это такая мерзость для дистанционного убийства. Ее бросают, и человек в течение нескольких дней умирает. От естественных причин.
– Ну и вытащить ее, – предложил Шура. Ваня приподнялся на цыпочках и постучал ему кулаком по лбу.
– О ты, блин, умный. Надо думать, Гамрян уже все вытащил. Но последствия-то остаются, неважно вообще, есть иголка в теле или нет. И поэтому у Лизы на самом деле проблемы. У тебя, кстати, тоже.
– Ты чего несешь, Воробей? – нахмурился Шура.
– А чем докажешь, что это сделал не ты? – съязвил Ваня. – На иголке не написано, кто ее автор. А ты как-то очень вовремя от всего отстранился.
– Сейчас в зубы дам, – не вытерпел Шура. Подозрения какого-то Вани Крамера были для него совершенно невыносимы.
– Вот-вот, – хмыкнул Ваня. – Это тоже чего-то подтверждает.
– Сам же мне записку написал, чтобы я уходил.
Ваня индиффирентно дернул плечом.
– Ну и что? Я же не знал, что такое случится.
– Гады вы, – сказал Шура. – Что врач говорит?
Ваня выкинул окурок в урну и сплюнул на траву, свесившись через перила.
– Такая молодая, а уже инсульт, чего он еще скажет?
– Я к ней зайду, – сказал Шура, на что Ваня скрутил ему шиш и сунул под нос.
– А вот это хрен тебе. Ей волноваться нельзя.
– То есть не пустишь?
– Не пущу.
Шура удивился вторично: истеричный подросток исчез бесследно, сейчас перед ним стоял хмурый молодой человек, прямая иллюстрация к выражению «только через мой труп» – и было ясно, что он действительно костьми ляжет, но Шуру к Лизе не пустит. Рыцарь, защищающий слабых и несчастных от дракона.
– Ладно, – сказал Шура. – Привет передавай.
– Непременно, – ухмыльнулся Ваня. – Иди давай… дылда.
Шура взглянул на него: маленький, тощий и неприметный, с торчащими ушами и неправильным прикусом, в старенькой футболке и тертых джинсах. Что же в нем такое было, что Лиза доверяла ему и вернула к себе, прогнав однажды? Ведь не глупый же шантаж с попыткой самоубийства. Шура вздохнул.
– Пока.
Ваня хмыкнул и показал ему исцарапанный кулак.
– Даже не суйся, понял?
– Понял, – ответил Шура и побрел по дорожке к выходу с больничной территории. Ему очень хотелось обернуться, более того – вернуться, войти в палату на первом этаже и, оттолкнув Ваню, обнять Лизу, словно все осталось по-прежнему.
Он не обернулся.
* * *
Шура знал, где Лиза хранит запасные ключи – в ее подъезде были горшки с цветами, в том числе с роскошным фикусом, и, если разворошить землю, то можно было добыть искомое – ключ от входной двери. Вечером Шура решил-таки совершить то, что на официальном языке именуется незаконным проникновением в жилище: честно говоря, он и сам не знал, зачем это ему нужно, и что он собирается найти.
В подъезд он вошел вечером, пристроившись следом за девчушкой, возвращавшейся с прогулки с пекинесом. Девчушка вошла в квартиру на первом этаже, Шура поднялся выше. С легким ужасом он сунул пальцы в цветочный горшок, боясь, что ключа там не обнаружится, однако он был там. «Это взлом», – не преминул встрять внутренний голос, однако Шура не обратил на него внимания и вставил ключ в замочную скважину.
Дверь открылась легко.
Шура вошел в темный коридор, и на какое-то мгновение его накрыло: весенняя ночь, рыдающая девушка, я никогда и никому не дам тебя в обиду. Он постоял, не двигаясь, словно привыкал к жилищу, а затем прошел в комнату.
Здесь был полный беспорядок – такой, какой остается после того, как человека забирают в больницу. Вещи собирали второпях, отбрасывая ненужное прямо на пол, какие-то бумаги валялись на диване – видимо, кто-то искал среди них паспорт и полис, а вот эту табуретку свалили просто впопыхах и не стали поднимать. В сумерках вещи были расплывчатыми и, казалось, двигались, пытаясь занять новые места. Шура протянул руку и включил свет. Полный и абсолютный раздрай, словно в этой квартире никогда не делали уборку. Вздохнув, Шура отправился в спальню Лизы.
Он был там лишь однажды, в предрассветной мгле, когда зашел разбудить Лизу, отправлявшуюся на второе посвящение. Стоя на пороге спальни, Шура вдруг отчетливо увидел спящую девушку, что лежала на постели поверх покрывала, свернувшись калачиком и уткнувшись лицом в сгиб руки, будто отворачиваясь от окружающего мира. Шура тогда склонился над ней и коснулся влажного теплого плеча, и Лиза, даже не шевельнувшись, спросила совершенно бодрым голосом: «пора?» В то утро Шура не успел рассмотреть спальню как следует и сейчас видел, что это маленькая, чуть ли не тесная комнатка, скромная и уютная. Он подошел к столу – наверное, именно за ним и сидела Лиза в тот момент, когда ее настигла иголка: книги и листы бумаги были сдвинуты и чуть не падали на пол. Шура увидел снова: Лиза хватается за пробитую грудь, судорожным движением отталкивая от себя книгу и этот толстый журнал, будто пытаясь дать доступ воздуху, потом соскальзывает со стула и буквально растекается на ковре. Именно в таком состоянии и обнаружил ее Ваня, пришедший в гости буквально через десять минут, он ее и спас, вызвав скорую и довезя до больницы, а она пыталась что-то сказать ему и врачам, но мысли и слова ее путались.
Шура поправил книги и положил белые листки, исписанные красивым ровным почерком, аккуратнее. Она готовилась к экзамену? Журнал «Вопросы психологии», потертый талмуд с истрепанными закладками – Шура раскрыл его в том месте, где лежала тонкая деревянная пластинка с иероглифами и прочел:
Даэраной называют человека, склонного к повышенной внушаемости и психологической восприимчивости. Название происходит от арабского daeranah – пустое зеркало: некоторые суры Корана называют подобное существо человеком без свойств, который якобы не способен физически испытывать чувства и эмоции. Он отражает чувства и эмоции окружающих людей, считая их своими собственными.
Абзац был жирно отчеркнут оранжевым маркером.
Шура перевернул страницу. Не то чтобы тема заинтересовала его сама по себе – он просто хотел узнать, чем занималась Лиза, прежде чем упала от удара.
Как правило, это хорошо воспитанный, интеллигентный человек. Отсутствие личных чувств и эмоций окружающие принимают за умение владеть собой в любых обстоятельствах.
Три восклицательных знака на полях.
Антуан Мерсье предлагает несколько остроумных способов распознания даэраны. К примеру, у него надо спросить о любимой мелодии, и даэрана затруднится с ответом, поскольку не имеет собственных пристрастий.
Рядом с текстом почерком Лизы было написано:
Не любит музыку. Музыка только обеспечение танца.
