Эльдар презрительно фыркнул.
– Ну конечно, вам-то оно виднее. Только вспомните, пожалуйста, еще одно имя.
Шура поднял голову и посмотрел на Эльдара в упор, заметив, что глаза у него, вопреки стереотипу блондинистой внешности, темно-карие.
– Какое имя? – проронил Шура.
– Лариса Воробьева, – устало промолвил Эльдар.
* * *
Парк был пуст, там по понедельникам проводили санитарный день, и по дорожкам не ходили гуляющие, на спортплощадке не играли в теннис и в баскетбол, а уж здесь, у пруда, среди зарослей, тем более никого не было: ни влюбленных, ни собак, выгуливающих владельцев.
Шура упал в траву, как подрубленный, и долго лежал неподвижно. Словно поваленное дерево, как сломанная кукла, как марионетка, у которой безжалостным ударом острых ножниц отстригли ниточки.
«Почему компьютеры иногда выходят из строя без ясной причины? Понимает ли ноутбук, чем отличается от владельца? Снятся ли андроидам механические овцы?»
У внутреннего голоса были слегка сумасшедшие интонации Эльдара.
Конечно, Шура помнил Ларису. Она училась на три класса младше, и они были влюблены друг в друга просто по уши. У них, разумеется, до интима не дошло: Ларисины родители узнали о «взрослом» ухажере дочери и встали на дыбы. Срочно найдена была столичная дальняя родня, и Ларису перевели от греха подальше в дорогой московский лицей с углубленным изучением естественных наук.
«Что самое интересное: на другой день после расставания вы к ней остыли. Даже не написали, хотя и обещали. Она уехала, и вы не смогли отражать ее чувства. Разве не так?»
«Почему? – спросил Шура. – За что? Почему я должен страдать так? Что я сделал плохого, чтобы так мучиться?»
«Страдать не совсем по твоей части. Ты думаешь, что страдаешь – оцени разницу».
«Мне действительно больно. Очень больно».
«Это просто вирус, – усмехнулся внутренний голос. – Сбой, который позволяет понять разницу между daeranah и homo. Не больше».
Шура открыл глаза.
День склонялся к вечеру – изумительному, уже совсем летнему вечеру, тихому и теплому. Ветер играл с жучками в догонялки среди высоких травяных стеблей, ласточки танцевали венский вальс на синем паркете неба, и в пруду весело плескалась рыба. В незатейливом и простом мире все было согласовано и идеально подогнано друг к другу, всему нашлось место – и людям, и магам. Шура был абсолютно один в этом вечере и в этом мире, совершенно один на земле – и именно от этого воистину космического одиночества ему захотелось плакать.
«Почему, – устало подумал он. – Почему я. Разве это честно…»
«А с чего ты взял, что в этом мире вообще существует такая вещь, как честность? Тем более, для тебя?»
Где-то далеко были люди. Лариса, уже старшеклассница, наверняка забывшая свою провинциальную любовь. Многомудрый Гамрян, ломавший голову над мотивом расправы с Лизой. Лиза, лежащая на больничной койке, выздоравливающая после удара. Ваня, ее верный порученец, сохранивший расположение и дружбу. Все они были связаны множеством невидимых нитей, всех их держали узы – родства, товарищества, сути. А он, Шура, был одинок – потому что на всем белом свете не нашлось существа, подобного ему.
– Я последний, – выговорил он вслух. – Я последний даэрана, реликт природы и вывих мироздания.
Примерно то же самое сказал ему на прощание Эльдар. Реликт. Очень дорогой реликт. А что обычно случается из-за подобных действительно бесценных диковинок?
Шура сел.
За два года до кончины Пророка семеро могущественных магов Каира начали междоусобицу из-за существа, называемого даэрана. Это существо суть могучий талисман, дающий знающему магу необыкновенную силу и власть. Но любому искушенному в магическом ремесле надлежит помнить: даэрана приносит в сообщество магов раздор и хаос. Даэрана есть великий соблазн, противостоять коему почти невозможно, поскольку это создание увеличивает силы мага, преломляя естественные токи энергий на пользу своего владыки. Однако следует помнить, что из каирских магов не уцелел ни один: мудрецы погубили друг друга…
Этот текст был написан на клочке бумаги, который Шура взял в руки перед тем, как уснуть. Он прочел его с трудом: дореволюционная орфография под утро казалась натуральной китайской грамотой. Ровные строчки, набросанные изящным мелким почерком, словно бы вспыхнули перед глазами Шуры, и он почувствовал, как его пробирает холод.
Война.
Собирая информацию, Лиза перелопатила множество источников, и интерес к теме наверняка был замечен кем-то, кто сумел сложить два и три и понять, что даэрана – отнюдь не психологический термин, не миф, а реальность. Пусть Эльдар успел «применить крайние меры» (Шура поежился), так это вовсе не значит, что покушавшийся на Лизу – одиночка, вполне возможно, что придут и другие. Кстати, неизвестен интерес самого Эльдара в этом деле.
Шура съежился, обхватил плечи ладонями. Захотелось вдруг стать маленьким и хрупким, спрятаться куда-нибудь под одеяло, в темноту, тепло и тишь, как в детстве, когда он болел ангиной, лежал в кровати, а мама готовила ему чай с малиновым вареньем и читала сказки, сидя рядом. Нет уж, дорогой мой, хмыкнул наступающий вечер – война на носу, и прятать голову в песок не самая лучшая идея.
«Что же делать, – подумал Шура устало и опустошенно. – Что же мне теперь делать?»
Потом он почувствовал, что больше не один, и обернулся. Под деревом неподалеку стоял немолодой уже мужчина с артистическим холеным лицом и в очень дорогом костюме, рассматривая Шуру с нескрываемым интересом. Было в нем что-то такое, что напомнило Шуре Гамряна. Он отвернулся и стал смотреть на пруд. Через некоторое время холеный подошел и сел в траву рядом, не жалея брюк.
– Здравствуйте, Саша, – его голос был гулким и хорошо поставленным. «Точно, он актер», – подумал Шура.
– Здравствуйте.
Помолчали.
– Прекрасное место, – сказал мужчина. – Курю, знаете ли, по две пачки в день, а тут даже курить не хочется. Вам уже все рассказали, не так ли?
– О чем? – выдавил Шура.
– О вашей сути.
Шура кивнул. Холеный вынул-таки из кармана пиджака портсигар и вытащил темно-коричневую сигару.
– Вы курите? Угощайтесь.
Шура отрицательно покачал головой, и холеный захлопнул портсигар и щелкнул зажигалкой. Сладковатый дым лизнул Шуре ноздри.
– Как вы? – спросил холеный.
Шура резко вскинул голову и обжегся о холодный взгляд льдисто-голубых глаз.
– О чем вы? – осведомился он.
– О том, что вам сейчас невероятно тяжело. Кстати, совсем забыл: Максим Пономарев, знающий маг. Вы в курсе нашей классификации?
Шура кивнул. Маги, ведьмы, классификации… как хорошо было бы никогда с этим не сталкиваться, быть обычным студентом, вести кружок танцев. Воспоминание о жизни до-Лизы кольнуло так, что он поморщился и машинально потер грудь слева.
