Впрочем, выход из этой ситуации как раз был, и Шура удивился, как не додумался до него раньше. Конечно, это было гадко, больно и мерзко, но это лучший вариант из всех возможных – снова стать собой, понимая, что Лиза и Данила справятся и без него. В конце концов, кем он стал? Стоит ли о нем жалеть вообще?
Он поднял голову, с усилием оторвав взгляд от воды, и увидел Эльдара. Тот стоял совсем рядом, и Шура, пожалуй, осекся бы, называя его мертвецом – абсолютно живой, со знакомым нервным блеском в глазах, наглый, красивый и энергичный, именно такой, каким Шура увидел его впервые.
– Здравствуйте, Сашенька, – ласково промолвил Эльдар.
– Здравствуйте, – ответил Шура.
– Плохо вам? – осведомился Эльдар и на мгновение преобразился: Шура понял, что муж Лизы действительно мертв: коротенькая тень у его ног съежилась и исчезла.
– Плохо, – кивнул Шура.
Эльдар вздохнул и сел рядом – старое иссохшее дерево мостков даже не скрипнуло.
– Бедный мальчик, – сказал он. – Я не держу на вас зла, мой хороший.
– Спасибо, – сказал Шура.
Эльдар усмехнулся и похлопал его по руке – ладонь мертвеца оказалась сухой и прохладной.
– А все потому, что мама не научила вас одной простой вещи: никогда нельзя принимать решения сходу, тем более, такие важные решения. Например, убить трех магов и знахаря. Или вернуться из мертвых к женщине, которая вас узнала сразу же. Или пройти запечатление.
– Он сказал, – Шура закусил губу, пытаясь удержать слезы. – Он сказал, что я смогу помочь Лизе.
– Да знаю я, что он сказал, – ухмыльнулся Эльдар. – На что еще можно поймать такого прекраснодушного мальчика – конечно, на россказни о счастье для всех и практически даром и байки о чести и долге. Это, князь, голубчик, старые бредни, а нынче свет поумнел, и все это вздор. Зачем надо было принимать скоропалительные решения по такому сложному и трудному вопросу? Не посоветовавшись, не узнав себя лучше, книг не почитав, в конце концов?
– Он сказал, что я смогу помочь Лизе, – повторил Шура.
Эльдар кивнул.
– Помог?
Шура повел плечом.
– Не знаю… Правда, не знаю.
Помолчали. Солнце окончательно уползло за зубчатую кромку леса, и туман среди деревьев приобрел нехороший зеленоватый оттенок. Эльдар проследил за взглядом Шуры и произнес:
– Здесь такое бывает, Саша. Не бойся.
– Я и не боюсь, – пробормотал Шура; казалось, туман ощупывает границу прохладными влажными лапками, и из леса доносятся разочарованные стоны его невидимых обитателей.
– Сейчас я все обдумал, – сказал Шура. Эльдар смотрел на него мягко и испытующе. – Мне понятно, что ситуацию можно изменить только одним способом, и это будет правильно. Лиза… Ну, она справится, Данила ей поможет, ей многие помогут – Гамрян, Ванька. И у нее больше не будет проблем из-за меня, никаких. – Он нахмурился, понимая, что незачем все же рассказывать об этом мертвецу, которого он сам и убил. – В общем, я принял решение, – отрезал Шура и уставился на воду – там уже отражался месяц и первые звезды.
– А ты уверен, что это решение не приняли за тебя? – поинтересовался Эльдар. – Что это именно твои мысли и выводы?
– Чьи же еще-то? – удивился Шура.
Эльдар усмехнулся и встал – мостки под его ногами не дрогнули.
– Тебе виднее, конечно, – сказал он. Сквозь его тело Шура теперь мог видеть озеро и холмы. – Но прежде, чем действовать, подумай еще об одной вещи: почему я решил простить тебя?
– Подумаю, – пообещал Шура.
Эльдар кивнул ему и спрыгнул с мостков на воду.
– Умничка, – проговорил он и пошел по воде на середину озера. Шура смотрел ему вслед: Эльдар становился тоньше и прозрачней, пока не растворился окончательно. Над озерной гладью поднялась легкая струйка пара, и со стороны леса донесся вопль: так, должно быть, кричат души грешников в аду на сковородах.
Для меня ада не будет, устало подумал Шура. И рая тоже. Corpus sine spiritum cadaver est,
[7] так что надо просто вернуть все вещи в исходное положение.
Он устроился на мостках поудобнее, протянул руку и сорвал молодую зеленую травинку, росшую у самого берега. Она упоительно пахла жизнью, каждая ее клеточка призывала: жить, жить, жить! – и на какое-то мгновение Шура услышал этот гордый, сладостный зов. Потом он произнес несколько слов из выданного Пономаревым арсенала, и травинка умерла в его пальцах, но зато приобрела ледяную остроту и твердость лезвия. Шура помедлил и коротким резким взмахом располосовал правое запястье.
Кровь выступила неохотно, словно его тело не желало умирать и боролось за жизнь. Жизнь, жизнь! – пела мертвая травинка в пальцах; Шура поморщился и прочертил на запястье еще три полосы, а затем лег на мостки и опустил руку к воде.
Кровь падала лениво, как густой тягучий сироп.
Что такое спин? Ты показывал на прошлом занятии, а меня не было.
Шура смотрел в небо – звезды были крупными и лохматыми, будто белые осенние цветы. Они казались возбуждающе пряными на вкус и пахли зеленым чаем.
Шур, ну я же ведьма…
…и любить тебя опасно…
Но тем не менее…
…я попробую. Даже если ты против, я все равно попробую.
Он слышал эхо от падения капель в воду – тихое, печальное эхо.
Головой надо думать. А не грешным делом.
Лиза… Кого я отражаю сейчас? Ваню?
Головой надо думать…
– Бедный глупый мальчик, – на лоб Шуры легла рука мертвеца. – Ну подумай сам: ты не убийца. Ты орудие убийства. Тебе приказали убрать меня – и ты убрал. Тебе приказали замести следы – и ты замел. А теперь тебе велели умереть, потому что ты осмелился ослушаться – и вот ты послушно умираешь…
И Шуру словно окатило ведром холодной воды – так, что он сразу вобрал в себя весь окружающий мир: и огражденный от внешних воздействий и проникновений уголок старого колдуна, и хищный туман в лесу, и Эльдара рядом, и ползающих неподалеку звуггов, и Лизу в доме, и себя, и боль в распоротой руке, и возможность на краткий миг, на доли секунды – всё? уже всё… – чувствовать и понимать самому.
Тогда Шура вскочил и заковылял прочь от озера. Пару раз он спотыкался и падал, когда боль становилась совсем уже невыносимой, но все равно поднимался и двигался дальше, и ночь кричала: жить, жить, жить! – и пахла травой и его кровью.
Данила сидел на крыльце; красивый фонарик освещал страницы книги, лежавшей у него на коленях. Шура вывалился из темноты, как партизан из леса, и от неожиданности Данила даже ойкнул.
– Саш, ты чего такой, ты где был, – начал он и тут увидел его разрезанную кровоточащую руку и осекся. Глаза Данилы стали большими и круглыми, словно у девчонки, увидевшей мышь.
