Угрызения совести, мучавшие Свенельда, никак не касались славян. Уж кому было наплевать на жизни варягов, так это им. Разве от этих татуированных чужеземцев с косами дождешься благодарности?! Их гонор и свирепый нрав годился лишь для понукания, а терпеть эти нелюди от славян могли лишь раболепие и подобострастие. Поход в Хазарию лишь усилил предубеждения и увеличил неприятие. Куда там сравниться с ними удалью и храбростью! Только они прирожденные воины, призванные верховодить! Все остальные – смерды, никчемная чернь, недостойная восседать с ними за одним столом и пить из одной чаши! Они веселятся в своих бражных залах, посмеиваясь над покоренными племенами, а теперь хотят, чтобы за них положили жизни! Как бы не так!
Иосиф чесал свою плешь, расползшуюся на затылке за последние два года, взирая на то, как неприятельские драккары таранят его плоты и выпускают по привязанным заложникам груды стрел. Пожалуй, он возлагал слишком большие надежды на благородство этих отъявленных дикарей, предпочтением которых, как и следовало язычникам, всегда останется собственная шкура!
Вытянув свою длинную шею и сощурив глаза, чтобы лучше всмотреться в даль, новоявленный царь Хазарии вдруг понял, что русы не только прорываются сквозь установленные им барьеры, но и обстреливают друг друга. Хотя бы это облегчало задачу. Смута в войске противника всегда на руку!
…Заложники были убиты ответным обстрелом. Миссия Свенельда провалилась. Его утешала лишь мысль, что вину за их гибель теперь легко возложить на трусливых славян. Конечно, в случае, если удастся вырваться живым из этого смертоносного переплета.
К хазарам на плоты и искусственные островки с берега прибывало подкрепление. Просочиться сквозь огонь и стрелы смогли немногие. Десятки кораблей затонули, и их торчащие из воды мачты загораживали путь отхода остальным. Ладьи застревали на мелководье и становились объектами все новых атак мусульман, коим не было числа.
Воевода предпринял очередную попытку прорыва сквозь оцепление, и ему это удалось ценой невероятных усилий и потерь. Никто даже не думал поднимать раненых, упавших в воду, на борт. Из этого пекла необходимо было во что бы то ни стало уносить ноги!
Свенельд вышел в устье во главе сорока драккаров, остальные все еще отражали натиск у насыпей с валунами. По обоим берегам речного протока, куда занесло ладьи русов, скакали орды. Нужно было держаться по центру. Течение здесь быстрое, да и ветер, как назло, дул в сторону моря…
Так шли на веслах до изгиба. Русло там значительно сужалось, затем раздваивалось подобно тому, как разделилась армада русов. В одном месте ширина Итиля уменьшалась до критических размеров. Это давало коннице шанс достать драккары, но воины кагана должны были спешиться и с помощью лестниц или обычных бревен, крюков и других приспособлений взять на абордаж корабли у излучины, там, где фарватер был рассчитан максимально для двух драккаров, да и то идущих параллельными курсами на расстоянии двух-трех вытянутых весел.
Удрученный своим безвыходным положением воевода осмотрелся по сторонам. Даже на глаз проток этот был раза в четыре у́же, чем тот, по которому флот шел в Хазарию. Но выбирать не приходилось, раз судьба занесла в незнакомое место. При этом берег открывшегося взору острова тревожил Свенельда гораздо больше. Лишь таинственный остров, лишенный большей части растительности, таил загадку в отличие от привычного вида береговой черты неплохо изученной дельты. Хотя бы потому, что остров свисал над рекой обрывами, возвышаясь над водной гладью на высоту мачты.
Там, где могучая река текла привычным руслом, вначале поглощая притоки, а затем словно расставляя пальцы, шумно впадая в неприветливое море, все было предельно ясно.
Где-то берег был илистым и долина превращалась в болотистую местность, пристанище выдр и бобров. Где-то пейзаж был холмистым, лесным, давая пропитание волкам и горностаям. Здесь же преобладала степь, вотчина парящих над ней стерхов, пустынная и молчаливая… А этот остров, в былые времена покрытый деревьями, а теперь абсолютно лысый, выбивался из общей картины. На его берегу все еще обитали беспечные цапли и расхаживал одинокий и важный пеликан, едва справляясь со своей ношей в виде массивного клюва.
Кто почти целиком вырубил вековые деревья? И главное – зачем? Как выглядел этот невзрачный островок раньше? Нет, точно, Свенельд находился здесь впервые. Как ни силился воевода вспомнить этот курган посреди воды, память не отвечала. В нем или не было ничего примечательного, или, что скорее всего, это проклятое место даже лазутчики обходили стороной, ибо если б варяжский купец хотя бы раз побывал здесь, то обязательно поведал бы побратимам, что есть в разветвленной дельте реки Итиль гиблое место, от которого веет смрадом и где может заблудиться даже опытный кормчий…
Всадники выпускали стрелы с обоих берегов и изливали громогласные проклятия. Этого было мало для победы, остановить отход могла лишь смекалка. Именно ее самоуверенный Свенельд меньше всего ожидал от избалованных миром и удачной торговлей, защищенных Дербентской стеной и распрями внутри халифата хазарских правителей-интриганов. Но и здесь воевода недооценил врага, хоть и отдал интуитивный приказ разделиться, чтобы обогнуть опасный островок с двух сторон.
Хазары же на сей раз подготовились. Когда ладьи сравнялись с островом, кормчие варягов заметили на ветвях нескольких оставшихся верхушек нависающих на речную гладь молодых ив и кривых сосен хазарских дозорных. Это были единственные целые деревья на этой унылой земле, что просвечивалась ныне, как бычий пузырь, который вот-вот лопнет. Хазары были видны на опустошенном берегу. Они суетились, но как-то организованно, без лишних движений. Это пугало, но не остановило…
Напротив, варяги стали грести чаще, отбивая с кормы ускоренный барабанный счет. Скорость смогла помочь флагману и семи ладьям, свернувшим направо от губительного клочка земли, увернуться от стрел с левого берега, но уклониться от неминуемой беды уже было поздно.
Разделившись, ладьи обходили остров, приближаясь к устроенной хазарами ловушке. На полном ходу варяги уткнулись в рукотворные горы из тысячи бревен, перекрывающих русло.
От стрел и копий еще можно было укрыться щитами, огонь можно было потушить, но выстроенную хазарами десятиметровую плотину мог преодолеть лишь местный стерх или баклан, и то птица, застигнутая врасплох или вынырнувшая из реки с рыбешкой в клюве, могла врезаться в столь неожиданную преграду.
Хазары уже тянули канаты с острова и обоих берегов. Бревна в сердцевинах плотин сдвинули все сооружение. Вода хлынула на драккары, огромной волной накрыв беспомощных мореходов. Она сносила ладьи, как ветер срывает камыш с плохо уложенной кровли. Драккары переворачивались от мощного удара и тонули. Лучники добивали оказавшихся в реке варягов и славян. Тех же, кто успевал сбросить доспехи и топоры, прибивался к берегам, ждала изощренная казнь мусульман. Иосиф велел не оставлять в живых пленных, мало рассчитывая что-либо выручить за это несговорчивое воинственное племя.
К ночи с флотом русов было покончено. Но стычки продолжались в зарослях камыша, хотя преследование остатков разрозненного войска больше напоминало охоту.
