– Немедля отправить в изгнание под присмотр воеводы моего новгородского, к дальнему моему погосту негодную Малушу с княжичем Владимиром. Пусть найдет кормилицу воевода из христианок и отправит после Малушу подальше от внука моего, чтоб не воспитала его врагом Руси Киевской, не отвратила от веры истинной. Берегите его в пути как зеницу ока и накажите Добрыне беречь его ради государства нашего, союза варягов со славянами. Кого как не полукровку воспримут и те и другие. Мало ли что байстрюк. Кровь в нем кипит от Рюрика.
– Спасибо, матушка! – целовала княгине руки Малуша.
– Не обиделась за наказание мое? – высоко подняв голову, спросила Ольга.
– Спасла ты меня, матушка, не наказала…
* * *
Словно в воду глядела Малуша… Возвестили северные ветры о беде, вихрем завыли о горе, негодуя о дне несправедливом и предвещая большое ненастье.
– Умерла княгиня Ольга! – сокрушались христиане, и не утешить было людской вопль.
– Добрая была матушка… – плакали в кривых славянских избах и боярских теремах.
– Судачат, что отравили нашу княгиню, ромеям ведь выгодна была смерть ее… – заподозрил кто-то из варягов, но Свенельд высмеял догадку, снисходительно похлопав по плечу распространителя нелепых слухов и предупредил слишком подозрительных, чтоб не бередили рану князя, иначе задержится подготовка к походу, давно намеченному и желанному для каждого из истинных варягов, кто промышляет набегами, ищет геройской славы и весомой добычи.
Ну а Григория нашли уж на другой день после погребения великой княгини повешенным в полесье, неподалеку от христианского кладбища. Сердобольные старухи ныли, что удавился от несносной печали отец настоятель: «Грех ведь на душу взял, не убоялся Господа! Значит, и веры в нем ни на грош было…» Что правда – то правда… Верил Григорий лишь во всесильную Византию, но не уберегла его мощь империи от предусмотрительного Свенельда. К чему воеводе неприятности от ромейского прихвостня, в котором видел он свое отражение, и оно не нравилось воеводе.
Больше не было на пути препятствий. Драккары снарядили, и назначен был день отплытия. Князь внял доводам воеводы и оставил в стольном граде сына его Люта с малой дружиною. Чтобы охранял спокойствие подданных и берег наследников княжества Ярополка и Олега.
Про Владимира он тоже вспомнил, но лишь когда сказали Святославу, что отправила княгиня перед смертью его младшего сына вместе с матерью его Малушей в изгнание, в Новый Город. Выяснять причину того, чем разозлила Малуша матушку, что навлекла на себя ее гнев, было некогда. Трубы звали в поход к Дунаю. Варяги пошли на болгар.
Глава 41. Предатель
Святослав изменил своему правилу не делиться планами, готовя Болгарский поход. Да и как можно было скрыть золото, которым засыпали ромеи князя, прислав от василевса сундуки с пятнадцатью кентинариями монет византийской чеканки, чтобы добиться выступления русов на их заклятых врагов.
Приблизив к себе молодых воевод Икмора, Волка и Сфенкла, сверстников и друзей князя еще с отрочества, Святослав не опасался ни заговоров, ни предательства. Он был силен, как никогда, и рассчитывал лишь на победу. Старшего сына Ярополка он посадил в Киеве вместо себя, а Олега оставил князем земли Древлянской. Спорить с волей покойной родительницы своей было бессмысленно. Раз уж оказался Владимир в Новом Городе, так тому и быть. Значит, судьба сделала его князем новгородским.
Воевода расстался с мыслью приручить князя. Он совершенно обезумел в своей воинственной ярости, продел в ухо золотую серьгу с карбункулом, обрамленным жемчужинами, и обрился наголо, оставив белый клок, наподобие конской гривы. Он был самой войной и внимал только тем советам, которые приближали его к величию.
Свенельд вынашивал собственный план, далекий от ревности к вниманию князя. Пусть молодые воеводы тешатся совместными со Святославом попойками и военными игрищами, он добывает иную славу. И в ней не было места отпрыскам рода Рюрика.
Удобный момент наступил. Воевода наказал своему сыну Люту расправиться с княжичами по одному; правда, Владимир был теперь дальше всех. Но не беда, коль не будет у сыновей и выродка-князя защиты, придет и его время. Без живого князя не миновать никому кары воеводы, расчищающего путь для новой династии…
Тем временем успех сопутствовал князю. Войска русов выбили болгар с их восточных провинций и обосновались в их столице Преславе, вплотную приблизившись к византийской Фракии. Князь заявил о правах на болгарский престол и объявил Преслав новой столицей своей империи:
– Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Преславе на Дунае! Здесь середина земли моей, сюда стекаются все блага: от греков – золото, паволоки, вина и плоды, от чехов и мадьяр прибывают серебро и кони, из Руси везут меха и воск, мед да рабов из непокорных земель моих.
Все бы было хорошо, но византийцы уже добились своей цели и ослабили болгар. Терпеть у границ русов, исполнивших свою миссию, василевс не желал, тем более что сам претендовал на восточные провинции Болгарского царства. Святослав оказался несговорчивым, прикипев сердцем к завоеванным землям.
Болгары, поставленные на место чужими руками, наконец остепенились и пришли на поклон к василевсу. Навстречу русам империя отправила объединенное войско. Местное население, опасаясь гнева от ромеев и от царя Петра, сына Симеона, занявшего трон после его смерти, саботировало поставки провианта. Бесконечные сражения с войском ромеев и весть о приближении к Дунаю трехсот византийских кораблей с «греческим огнем» вынудили князя отойти на север, к Доростолу.
Воины поникли духом из-за многочисленных потерь. Пали доблестный Волк и гигантский Сфенкл. Известие о том, что плененному Икмору ромеи отрубили голову, произвело на дружину удручающее впечатление. Сам Святослав был легко ранен и наконец прислушался к совету старого своего наставника Свенельда отступить на время домой, набраться сил, чтобы вернуться к весне и наказать обидчиков. Он видел глаза своих воинов, славян и варягов, и понимал, что нужна передышка.
Как ни странно, византийцы согласились на переговоры о мире и притом выплатили дань Руси, учтя даже погибших и обязуясь снабдить войско Святослава хлебом, чтобы не испытывала рать недостатка в пути.
Расстроенный князь решил, что не стоит идти домой по Днепру, но Свенельд убедил, что это самый безопасный путь, ведь ромеи гарантировали беспрепятственный отход через земли своих федератов-печенегов.
– Разве ты не знаешь печенегов? – усомнился князь.
– На всякий случай я отвезу им немного нашего золота, – настоял Свенельд, и князь согласился.
Прибыв в ставку хана Кури, воевода действительно дал вождю кочевников золото, но сказал, что это плата от василевса и тот требует наказать русов у Днепровских порогов. Куря удивился:
– Предаешь князя своего, воевода… А ведь в его жилах кровь истинного воина, и он разбил даже моих обидчиков-болгар…
– Вижу, ты испытываешь симпатию к тому, кто заключил брак с мадьярами, а значит, не уважает тебя. Убей и забери всю добычу. Я отправил кавалерию и славянскую пехоту по суше. С флотом ты справишься, он невелик. Основное войско рассредоточил князь по оставшимся крепостям, посадив наместников.
