Её жизнь изменилась. Были вторая, третья встречи. Анна думала, что вот оно её счастье…
Виктор Дандре ждал её после спектаклей, после репетиций.
Но счастье было недолгим. Сначала неудачи на сцене… Потом вдруг Виктор Дандре исчез.
Анна Павлова вспоминала: «Я поначалу боролась, начала с горя просто кутить, желая что-то ему доказать!»
Анна стала работать с Михаилом Фокиным. Вместе с ним в доме на Офицерской в белом зале Анна создавала новый вариант спектакля «Умирающий лебедь».
А потом были зарубежные гастроли.
Сначала Стокгольм, в 1907 году. И полный успех.
С 1908 года Анна Павлова начала гастролировать за рубежом. Она вспоминала:
«Первая поездка была в Ригу. Из Риги мы поехали в Гельсингфорс, Копенгаген, Стокгольм, Прагу и Берлин. Всюду наши гастроли приветствовали как откровения нового искусства.
Жизнь танцовщицы многие представляют себе легкомысленной. Напрасно. Если танцовщица не держит себя в ежовых рукавицах, она недолго протанцует. Ей приходится жертвовать собой своему искусству. Награда её в том, что ей иной раз удается заставить людей забыть на миг свои огорчения и заботы.
Я поехала с русской балетной труппой в Лейпциг, Прагу и Вену, мы танцевали прелестное “Лебединое озеро” Чайковского. Потом я присоединилась к труппе Дягилева, знакомившего с русским искусством Париж».
Оскар Карл Густав Адольф (1888–1958), принц Прусский, пятый сын германского императора Вильгельма, был настолько восхищён талантом Павловой, что вручил ей орден «За заслуги перед искусством».
Но как же любовь? Анна старалась виду не подавать, что переживает разрыв с Виктором Дандре. Говаривала: «Я – монахиня искусства. Личная жизнь? Это театр, театр, театр».
Балетмейстер, теоретик танца, крупный деятель хореографии Франции Сергей Михайлович Лифар (1904–1986), основатель Парижского университета хореографии и Университета танца, уже позднее, в двадцатые годы двадцатого века, дал Анне Павловне такую оценку:
«Когда появилась на сцене Анна Павлова, мне показалось, что я ещё никогда в жизни не видел ничего подобного той не человеческой, а божественной красоте и лёгкости, совершенно невесомой воздушности и грации, “порхливости”, какие явила Анна Павлова. С первой минуты я был потрясен и покорен простотой, легкостью ее пластики: никаких фуэте, никаких виртуозных фокусов – только красота и только воздушное скольжение – такое лёгкое, как будто ей не нужно было делать никаких усилий, как будто она была божественно, моцартовски одарена и ничего не прибавляла к этому самому легкому и самому прекрасному дару.
Я увидел в Анне Павловой не танцовщицу, а её гения, склонился перед этим божественным гением и первые минуты не мог рассуждать, не мог, не смел видеть никаких недостатков, никаких недочетов – я увидел откровение неба и не был на земле… В антракте в фойе я встретил Дягилева – где бы я ни бывал этою весною, я всюду его встречал – и на его вопрос, как мне понравилась Анна Павлова, мог только восторженно-растерянно пролепетать:
– Божественно! Гениально! Прекрасно!
Да Сергею Павловичу не нужно было и спрашивать моего мнения – оно было написано на моём лице».
Владимир Иванович Немирович-Данченко отметил:
«Благодаря Анне Павловой у меня был период, довольно значительный, когда я считал балет самым высоким искусством из всех присущих человечеству… возбуждающим во мне ряд самых высоких и глубоких мыслей – поэтических, философских».
Верность Анны Павловой в любви
В Париже Анна узнала о том, что Виктор Дандре арестован за крупную растрату. Она не ведала, в чём причина и что произошло, но, забыв обиду, сразу стала собирать деньги на его освобождение.
Из России шли известия о причинах ареста. Дело в том, что Виктор Дандре принимал активное участие в строительстве Большеохтинского моста через Неву в Санкт-Петербурге. И вдруг строительство было остановлено, изъята вся документация, и началось следствие. Комиссия вскрыла растрату 36 тысяч рублей. В те времена, когда на пятак можно было купить, как сейчас чуть ли не на тысячу, если того не более, сумма была огромной. Вот эти 36 рублей Дандре был обязан выплатить – такова цена свободы.
Писательница, филолог, сценарист Елена Арсеньева (Грушко Елена Арсеньевна) так рассказала в своей книге:
«В то время общественное мнение было весьма направлено против деятельности столичной Думы – вернее, полного отсутствия проку от этой деятельности. Городские газеты захлебывались от нападок. Император поручил опытному юристу, сенатору Нейгардту (между прочим, зятю премьер-министра Столыпина) провести ревизию петербургского самоуправления. Тридцать первого января 1911 года несколько посланных сенатором чиновников явились в помещение городской управы и были немало изумлены, что там не было ни одного “думца”. Оказалось, что большинство ответственных за расходование городского бюджета лиц предпочитали работать дома и там же держали финансовые документы. И всё же двадцать пять пудов документов в присутствии было обнаружено, изъято и на нескольких извозчиках отправлено в гостиницу «Баярд», где обосновался Нейгардт на время ревизии. Вслед за этим были проведены обыски на квартирах членов городской Думы, допросы, а затем произведены и аресты, поскольку для членов городской управы депутатской неприкосновенности не существовало. Конечно же арест главных: Виктора Дандре, Николая Романова (тезки и однофамильца самого императора!) и городского архитектора Евгения Вейнберга наделал шуму. Больше всего внимания привлекало к себе именно дело Дандре – в основном из-за его связи со знаменитой балериной Павловой. <…> Сплетни и частная жизнь барона, впрочем, не интересовали Нейгардта, который выяснил, что своим богатством Виктор Дандре был обязан прежде всего городской казне, в которую он, председатель ревизионной комиссии Думы, смело запускал руку. Вот только один случай. Когда в 1907 году столичные власти решили проложить в городе трамвайные пути, на многомиллионный подряд претендовали две компании: германская “АЕГ” и американский “Вестингауз”. Подряд достался “Вестингаузу”. Следствие Нейгардта обнаружило, что Дандре получил за это взятку в семь с половиной тысяч рублей. Деньги баснословные по тому времени, когда корова стоила два рубля! Нейгардт также выяснил, что когда в 1910 году город выбирал компанию для подряда на строительство нового моста через Неву (этому мосту позже дадут имя Петра I), то из Варшавы прибыл, чтобы претендовать на контракт, Шмидт, представитель фирмы “Рудзский и К°”. Когда польский представитель приехал в Петербург и остановился в гостинице “Европейская”, ему протелефонировал Виктор Дандре и предложил содействие. Он запросил пять тысяч рублей, получил их, и подряд был отдан Варшаве, а не Коломенскому заводу – второму претенденту. Это были далеко не единственные случаи взяток, полученных Дандре, однако следы прочих оказались с большей или меньшей тщательностью заметены. На основе открывшегося Дандре был предан суду. Ему, сенатскому прокурору и умелому юристу, удалось избавиться от обвинений во взяточничестве и переквалифицировать статью. Теперь ему инкриминировали “введение в заведомо невыгодную сделку”».
