Но самым большим счастьем по-прежнему было для балерины каждое выступление, когда её мог видеть Государь. И об этом столько её воспоминаний, столько радостных, искренних фраз. Государь бывал на разных спектаклях, любил посещать красносельские спектакли. Однажды Матильда танцевала «Русскую» в постановке Клавдии Куличевской на русские народные мотивы под мотив «Вдоль да по улице, вдоль да по мостовой шла девица за водой», и Государь видел это представление.
«Когда я выходила на сцену, – вспоминала Матильда, – моё сердце прыгало, я знала, что буду иметь успех, и была бесконечно счастлива танцевать перед Государем. Когда после окончания “Русской” меня стали вызывать, моему счастью и радости не было пределов. После спектакля, когда Ники отъезжал от театра, он смотрел в окно моей уборной, где я стояла, как стояла двадцать лет тому назад молоденькой девочкой, а он Царевичем – теперь Император самой могущественной страны мира…»
Что это если не искренняя, нежная, бескорыстная любовь?! Любовь Государя, притушенная обстоятельствами, любовь Матильды, так и не отобранная у неё теми же обстоятельствами, а сохранённая на всю жизнь.
Любовь к Государю. Любовь к Ники – как она называла его мысленно. Любовь к его могущественной державе, которая стала её Отечеством, Отечеством, которое осталось в сердце на всю жизнь вместе с памятью о последнем императоре.
Убийство Столыпина – шаг к бесовщине
1911 год начался с радостного бенефиса, но этот год напомнил, что не унялись ещё бесы революции, о которых не думалось, наверное, потому что как-то не хотелось думать.
Так обычно живёт тот слой общества, которому не надо думать о хлебе насущном, так жили слуги Мельпомены и в годы перестройки, даже в конце восьмидесятых, когда тревога густела в воздухе.
И вдруг как гром среди ясного неба – покушение на Петра Аркадьевича Столыпина, надежду державных, консервативных сил.
Об убийстве Столыпина написано много. Кшесинская предложила в своих мемуарах подробный рассказ о трагедии, поскольку она была достаточно осведомлена о ней и писала не по горячим следам, а значительно позже, уже в эмиграции. Да и было откуда узнать информацию, ведь великий князь Андрей Владимирович был в это время в Киеве, где проходили большие манёвры. Он уехал туда, по словам Кшесинской, 27 августа и участвовал в манёврах вместе с полком, шефом которого состоял.
В мемуарах говорится:
«В Киев прибыли по этому случаю Председатель Совета Министров П. А. Столыпин, Министр Финансов граф В. Н. Коковцов и значительная часть Свиты Государя. В первые дни происходили маневры в окрестностях города и осмотр исторических мест Киева. На 3 сентября был назначен парадный спектакль в городском театре. С утра были получены тревожные сведения от полиции, что в Киев приехали террористы и есть опасность покушения, если их не удастся вовремя арестовать. Все полицейские поиски были напрасны, и среди охраны Государя усилилось беспокойство. Самым опасным моментом полиция считала проезд Государя из дворца в театр, так как путь был всем известен, но доехали все благополучно. Во втором антракте Государю был подан чай в аванложе. Императрица в театр не приехала, были только старшие Великие Княжны. В этот момент из зрительного зала раздался страшный треск, а потом неистовые крики. Не зная, в чем дело, Государь сказал: “Неужели это провалилась ложа?” – шум и треск были непонятны. Но когда все бросились обратно, то увидели, что очень близко от Царской ложи, в первом ряду партера, стоял во весь свой рост, в белом летнем сюртуке П. А. Столыпин, придерживая рукой грудь, из которой сквозь его пальцы струилась кровь. Увидя Государя, Столыпин поднял руку, делая жест, чтоб Государь удалился из ложи, и стал его крестить. Столыпина окружили близстоящие люди, чтобы поддержать его, так как он начал быстро слабеть, лицо сделалось мертвенно-бледным, и он упал без чувств на кресло. Дальше, по словам Андрея, трудно было разобрать, что происходило. Все кричали, некоторые куда-то бежали, офицеры с шашками наголо преследовали кого-то и в проходе, почти у выхода из залы, поймали и хотели заколоть. Выяснилось потом, что в проходе был пойман и сильно избит убийца Столыпина Богров. Это он дал знать полиции о прибытии в Киев террористов, так как ранее служил в полиции осведомителем, был удален и снова принят перед самыми киевскими торжествами. Полиция тщетно искала весь день террориста, не зная, что это он был перед нею. Он просил, чтобы его допустили в театр под тем предлогом, что он знает террористов в лицо и если кто из них проникнет в театр, то он укажет его агентам охраны. Полиция его пропустила как своего агента в театральный зал, где никто на него не обратил внимания, и он совершенно беспрепятственно и спокойно подошел к Столыпину и в упор выстрелил в него и так же спокойно стал удаляться, когда его схватили. П. А. Столыпина тотчас отвезли в частную клинику, где после осмотра раны доктора выразили опасение, что он не выживет, так как была задета печень. Пять дней боролся Столыпин со своим почти что безнадёжным состоянием и 8 сентября скончался».
Следствие было произведено быстро, убийца был казнён спустя одиннадцать дней после совершения преступления. Это до сих пор вызывает много вопросов. Расследование, проведённое Государственным советом, завершилось кратким отчётом:
«Таким образом, в отношении всех четырёх обвиняемых (Курлова, Спиридовича, Веригина и Кулябко) по настоящему делу следует считать установленным бездействие власти, а также создание угрозы жизни государя и его семьи. Богров имел полную возможность подойти во время представления к царской ложе или даже взять с собой в театр снаряд и бросить его в ложу при совершении убийства Столыпина, какового несчастья не случилось только благодаря самому злоумышленнику, не дерзнувшему на такое посягательство».
Спустя год на народные пожертвования в Киеве был поставлен памятник Столыпину на Крещатике. На постаменте выбиты знаменитые слова Петра Аркадьевича: «Вам нужны великие потрясения – нам нужна Великая Россия». И на пьедестале: «Петру Аркадьевичу Столыпину – русскіе люди». 16 марта 1917 года нерусские люди его снесли.
Матильда Кшесинская после этого случая стала понимать, что всё не случайно. И она, конечно, думала о своём возлюбленном…
«Весть о покушении на Столыпина дошла до нас в Петербург на следующее утро, и я невольно задумалась над тем, как трагически не везло моему бедному Ники. Его постигал удар за ударом: так рано он потерял своего отца, женился в такие грустные, траурные дни, коронация омрачилась катастрофой на Ходынке, он потерял лучшего своего Министра Иностранных Дел графа Лобанова-Ростовского, умершего вскоре после своего назначения, и вот теперь теряет лучшего своего Министра, который подавил революционную вспышку 1905 года. Мы тогда не могли и помыслить, что его ожидало в будущем и как ужасно завершится его судьба.
Когда вспыхнула революция 1917 года, многие думали, что, будь жив Столыпин, ему, может быть, удалось бы её остановить».
Не могли помыслить и о будущем государя, да и о своём будущем, ведь катастрофы готовятся тайно от общества. Да и, казалось, не женское это дело – разбираться в политической обстановке. Танцевать, дарить людями радость – вот главная забота.
