Кшесинская всё спокойнее рассказывала о своих перипетиях, поскольку пропадало чувство страха и на смену приходило чувство осторожности, чувство самосохранения, причём последнее пересиливала тревога за родных и близких.
Она так и не получила точных известий о великом князе Сергее Михайловиче, где-то в горах скрывались великий князь Андрей Владимирович с братом. А Шкуро не имел возможности противостоять красноармейцам и спасать беженцев. Он просто отправил всех на Тамбиевский аул.
«Картина была тяжелая, – писала Кшесинская, – подвигались, кто на чём попало, некоторые шли пешком, волоча на плечах свое последнее имущество. Мы, конечно, не знали, что делается кругом нас и где были большевики. У всех была одна и та же мысль: скорее уйти подальше от них, каким угодно способом. На полпути до Тамбиевского аула вся наша колонна беженцев попала под артиллерийский огонь большевистской батареи. Снаряды рвались над нашими головами, и паника поднялась ужасная. Кто стал гнать лошадей вперёд, кто бросился в сторону от дороги, чтобы укрыться от опасности».
Тяжёлый, изнурительный путь. Опасения набегов красных… Всё было по дороге к аулу. Практически никакого транспорта: даже гужевого не хватало – самых простых, обычных подвод. Может, подводы и нашлись бы в окрестностях Кисловодска, но где же взять лошадей. Недаром была пословица: красные придут – грабят, белые придут – грабят. Ведь не красные же открыли ящик Пандоры, а белые, именно белые в феврале 1917 года. Тогда они белыми ещё не назывались.
Точного определения, что такое Белое движение, не дано, хотя в Википедии объясняется, что это «военно-политическое движение разнородных в политическом отношении сил, сформированное в ходе Гражданской войны 1917–1923 годов в России с целью свержения советской власти. Включало в себя представителей как не принявших диктатуру большевиков социалистов и демократов, общепатриотически настроенных военных, так и монархистов, объединённых против большевистской идеологии и действовавших на основе принципа “Великой, Единой и Неделимой России”. …Термин “Белое движение” зародился в Советской России, а с 1920-х гг. стал употребляться и в русской эмиграции».
Но есть и более интересное мнение – мнение незаслуженно отодвинутого от писательских пьедесталов Алексея Черкасова, автора невероятно популярных в середине восьмидесятых ходов прошлого века романов «Хмель», «Конь рыжий», «Чёрный тополь».
В 1985 году массовым стотысячным тиражом вышел первый роман трилогии «Хмель», причём было указано авторство на переплёте Алексея Черкасова и Полины Москвитиной. А вот история самого первого издания, ещё в Иркутске, знакома мне от моего деда, писателя Фёдора Фёдоровича Шахмагонова, как раз в годы первого издания романа работавшего литературным секретарём Михаила Александровича Шолохова.
Но об этом чуть позже, а пока непосредственно о Белом движении и о том, как оно, по мнению писателя Алексея Черкасова, возникло.
В романе «Хмель» – «Переворот», завязь шестая, читаем:
«Всё перепуталось в городе на Енисее – казаки – казаки – осадное положение – 26 пудов 26 фунтов золота – балансы принимает новоявленный Госбанк – 9 посылок серебра – лязганье затворов – безусые гимназисты – офицеры – пророк Моисей – белогвардейцы… Так, значит, они уже появились, белые? Кто их впервые назвал так? Ещё не обожгла щеки и обнаженную грудь Сибири гражданская заваруха, ещё казаки сонно и покойно тряслись в своих сёдлах вверх по Енисею к Даурску, а некий безвестный журналист почтово-телеграфного агентства, телеграфируя в “Правду”, употребил такое слово – белогвардейцы…
Белые, белые!..
Как будто все просто и обычно…
И не просто и не обычно.
Город был парализован – бастовали банковские служащие, прекратив все операции по наущению Афанасьева и Николая Гадалова; бастовали губернские чиновники по наущению Свешникова, бастовали и требовали, требовали:
– Советы без большевиков! – Это был вопль эсеров.
Миллионщики и банкиры губернии вели тайный сговор с американскими, английскими и французскими представителями миссий и фирм, обещая забастовщикам выплачивать зарплату в золотой валюте в течение шести месяцев, только бастуйте, не сотрудничайте с большевиками…»
Вот тут и дано объяснение, как появилось понятие Белого движения… Действительно, кто-то выпускает в оборот новое слово, которое точно отражает содержание событий, партий, движений, и вот оно уже входит в широкий оборот.
И ещё один момент просматривается в цитате. Все революционные и контрреволюционные демонстрации, протесты, дебоши – дело оплачиваемое. Таковым являлось всегда.
Ну а теперь об истории первого издания романа «Хмель», мало кому известного. Сказано в предисловии к изданию 1985 года, что роман высоко оценил патриарх нашей литературы Михаил Александрович Шолохов.
Что бы там ни говорить, а в послевоенное время, особенно в хрущёвскую «оттепель», советская литература вот как-то не была богата шедеврами. Михаил Александрович Шолохов, к которому в станицу Вёшенскую потоком шли рукописи начинающих литераторов, надеявшихся на поддержку, сказал моему деду:
– Читай, Фёдор. Мне некогда. Но если будет что-то путное, сразу мне на стол.
Собственно, это было одной из задач секретаря. Отвечать на письма, а если требовалась помощь, то и оказывать её от имени и под патронажем Шолохова.
И вот в один из дней начала шестидесятых мой дед стал просматривать очередную объёмную стопку. Алексей Черкасов. «Хмель». Кажется, пришла только первая книга трилогии «Сказание о людях тайги» и соавтора не было указано.
Фёдор Шахмагонов потом вспоминал, что начал читать и не мог оторваться. Ну и принёс под вечер роман Михаилу Александровичу, пояснив, что вещь – талантливая, необыкновенная.
– Не может такого быть, – сказал Шолохов.
Мой дед стал убеждать.
– Ну, хорошо, Фёдор, если я через двадцать минут брошу, с тебя коньяки. Ну а если нет – с меня, – пошутил Михаил Александрович.
Ну что ж, дело, конечно, не в коньяке, но мой дед, как вспоминал, с волнением ждал эти двадцать минут. Неужели ошибся и напрасно оторвал Шолохова от дел.
Прошло двадцать минут, тридцать…
Заглянул в кабинет, как, мол?
Шолохов отмахнулся:
– Не мешай!
А утром решительно сказал:
– Надо немедленно издавать книгу. Подготовь телеграмму первому секретарю Красноярского крайкома.
Казалось бы, при чём здесь «Хмель», если книга о балерине Кшесинской? Нельзя забывать, что книга только о балете была бы весьма скудна и однотонна. Ведь Кшесинская, как говорится в пословице, посетила сей мир в его минуты роковые. И к тому же её любовные дела, назовём их любовными драмами, целиком и полностью переплетаются с этими минутами роковыми. Двум особенно дорогим ей людям – свергнутому царю Николаю Александровичу – Ники – и великому князю Сергею Михайловичу – выпала судьба побывать в тех краях, которым посвящены книги романа. И достаточно прикоснуться к ним, чтобы понять, в какую поистине горячую точку отправили их и многих членов императорской фамилии взбесившиеся временщики и что там с ними выделывали те, кто быв ничем, решили стать всем.
