После крушения империи он сделал свой выбор – сумел пробраться на юг России и в начале 1918 года по поручению Кубанской Рады сформировал добровольческий отряд численностью в три тысячи сабель, который превратился затем в Кубанскую армию. Ещё до формирования крупного отряда он совершал дерзкие налёты на красноармейские части, причём одерживал победы под Энемом и у станицы Георгие-Афипской. Но и сам потерпел поражение от превосходящих сил армии знаменитого генерала Сорокина.
В описываемое Кшесинской время Покровский воевал на Кавказе, последовательно выдвигаясь по службе от должностей командующего войсками Кубанского края, командира 1-й Кубанской бригады и командира 1-й Кубанской конной дивизии до командующего с января 1919 года 1-м Кубанским корпусом. В июле 1919 года он уже командовал группой войск Кавказской армии под Царицыным, где овладел городом Камышин на Волге.
Генерал Врангель писал о нём: «Незаурядного ума, выдающейся энергии, огромной силы воли и большого честолюбия, он в то же время был малоразборчив в средствах, склонен к авантюре».
Врангель несколько смягчил характеристику. Покровский был не только крайне дерзок, бесстрашен, но и жесток – сочетание весьма редкое. Обычно жестокость соседствует с трусостью. А здесь перед нами и отважный лётчик, и храбрый кавалерийский командир. Но известен также так называемой Майкопской резнёй, в которой было казнено около 2000 человек, причём не только пленных красноармейцев, в основном взятых в плен, но и жителей, произвольно обвинённых в большевизме лишь потому, что на них были рабочие спецовки. При этом говорили, что он будто бы заявлял, что «вид повешенного оживляет ландшафт», а «вид на виселицу улучшает аппетит». Современный российский историк Кубани доктор исторических наук Сергей Владимирович Карпенко писал:
«Его страшная репутация вешателя подчёркивалась внешним видом. Невысокая сутуловатая фигура, затянутая в неизменную черкеску, нахмуренный лоб, крючковатый птичий нос и пронзительный взгляд тёмных глаз напоминали беспощадного степного хищника. Грозный вид вооружённых до зубов офицеров его личного конвоя – чеченцев и ингушей – ещё сильнее сгущал атмосферу страха вокруг обожаемого ими начальника».
Кшесинская коснулась одной из казней:
«…Однажды на площади, около церкви, стали воздвигать нечто всем нам незнакомое, но скоро из расспросов мы узнали, что строят виселицу и что скоро будут вешать большевиков. Как раз мой сын пошёл со своими сверстниками на речку, и они должны были возвращаться через площадь именно в то время, когда будут казнить большевиков. Андрей поспешил пойти за ними и привёл их домой кружными путями. Я, конечно, не выходила из дома, но моя сестра с мужем пошли посмотреть на это ужасное зрелище, в чём я их обоих очень укоряла».
Эпидемия жестокости и садизма
Гражданская война – действо страшное в жизни любых народов. Наш знаменитый хирург Николай Иванович Пирогов говорил, что война – это травматологическая эпидемия, ну а Гражданская война, в таком случае, эпидемия жестокости и садизма…
Интересны такие строки из воспоминаний Кшесинской:
«Теперь перед нами вставал новый вопрос: куда переехать и где жить до полного усмирения всего Северного Кавказа».
До полного усмирения? Из этой фразы видно, насколько слабо представляли в ту пору и беженцы, о которых идёт речь и среди которых была наша знаменитая балерина, но и вообще многие и очень многие люди, что произошло в России, и чем всё происходящее может закончиться. Конечно, довольно быстро формируемые добровольческие части и соединения формировались вовсе не для пустого кровопролития и вовсе не для грабежей, поскольку грабили-то как раз тех, кто вступал в эти все контрреволюционные формирования. Конечно, были определённые задачи, которые порождали определённые надежды. И конечно, большевистские призывы и откровенные заявления о том, что молодая советская республика в опасности, не были пустым звоном. Конечно, чаша весов колебалась, но где-то всё-таки уже было предопределено будущее России, назначенной в костёр для разжигания мирового пожара. Но так глубоко Кшесинская мыслить не могла. У неё по-прежнему были заботы более прозаичные и приземлённые, более простые. Уберечь сына, постараться уберечь и своего возлюбленного, своих близких, которые тоже приехали на Кавказ. Ну и спастись самой.
А тут уж надо было и самой же принимать решения. Где же всё-таки безопаснее пережить время, пока белогвардейские войска умиротворят Кавказ? И мало кто понимал, что не пережидать надо это время, а, если уж не по пути с советской властью, срочно бежать из России. Вот великий князь Сергей Михайлович пережидал, мало того, пережидая, старался сохранить имущество Матильды, будучи уверен, что всё ещё вернётся на круги своя, что советская власть пришла ненадолго. И даже если не удастся вернуть царя, то, во всяком случае, будут править в России какие-то здравые силы. И даже столь осведомлённый, грамотный, можно сказать, политически подкованный человек, как Сергей Михайлович, не понимал, что большевики – враги открытые, явные, где-то бесчестные, а где-то и не очень. А вот та мерзопакостная команда, которая именовалась Временным правительством, просто-напросто шайка негодяев, предателей и клятвопреступников. Если большевики, безусловно, неоправданно жестоко, преступно казнили и членов Императорского дома, и вообще апологетов старого мира, то дельцы Временного правительства своими подленькими действиями способствовали этим казням, и прежде всего казни царской семьи, которую держали перед арестом, вместо того чтобы срочно отправить из России.
Верно говорят: «Кабы знал, где упасть, так бы соломки подостлал».
Но есть и другое мнение. Императрица Мария Федоровна, супруга Александра III, писала сыну, великому князю Георгию Александровичу:
«Это всё Божья милость, что будущее сокрыто от нас и мы не знаем заранее о будущих ужасных несчастьях и испытаниях; тогда мы не смогли бы наслаждаться настоящим, и жизнь была бы лишь длительной пыткой».
Так что все беженцы, окружавшие Кшесинскую, и думать не думали о том, что пора бы им собираться в эмиграцию. Они выбирали между Екатеринодаром и приморскими городами – Новороссийском, Туапсе, Анапой… Великая княгиня Мария Павловна обратилась за советом к генералу Покровскому, и тот порекомендовал ей вместе с сыновьями Борисом и Андреем Владимировичами переждать тяжёлые времена в Анапе. Он заявил, что там действительно спокойно. Правда, он всё же намекнул и на то, что приморские города выгоднее уже тем, что можно воспользоваться морским транспортом, чтобы уйти от опасности.
Он даже обещал обеспечить доставку их до Анапы под охраной своего личного конвоя, сначала до станиц Лабинской на подводах, затем до Туапсе поездом, а далее пароходом, который будет подготовлен заранее.
Кшесинская подробно описала эту поездку:
«С Великой Княгиней решила ехать целая группа наших беженцев, чтобы воспользоваться нашей охраной и доехать кто до Туапсе, а кто до Новороссийска. 19 октября двинулись в путь.
Первая ночевка была назначена в станице Попутной.
