– Тебе что-нибудь нужно? Может быть, пригласить адвоката?
Кора Бендер махнула рукой.
– Да брось. Но ты могла бы привезти мне кое-что. Одежду и средства гигиены. Ну, ты поняла…
Внезапно Маргрет Рош вышла из себя.
– Нет, не поняла! Что обычно приносят, когда человека сажают в тюрьму? Это же не отпуск, Кора. Сделай одолжение, расскажи этим людям правду. Забудь о других. Подумай о себе. Расскажи им, что произошло пять лет назад. Расскажи, почему ты ушла из дома в августе. Они поймут. Расскажи им все.
– Я уже рассказала, – заявила Кора.
– Я тебе не верю, – отозвалась тетя.
Кора равнодушно пожала плечами.
– Тогда оставь меня в покое. Представь себе, что мама оказалась права и я умерла.
Пару секунд она помолчала, а затем негромко спросила:
– Ты поговоришь с моим отцом? Все равно он обо всем узнает. Будет лучше, если о случившемся ему расскажешь ты. Только, пожалуйства, поделикатнее. Скажи ему, что со мной все в порядке. Я не хочу, чтобы он волновался. И пусть не приезжает сюда. Я не хочу этого.
Маргрет Рош только кивнула в ответ и с тоской покосилась на дверь. Рудольф Гровиан вывел ее в коридор, поблагодарил за то, что она пришла, что помогла ему. Он говорил вполне серьезно. Джонни, героин, ужасная обстановка дома – с этим уже можно работать. И нельзя забывать о второй девушке…
Диалог между тетей и племянницей был достаточно содержательным: он дал понять Рудольфу, что в этой семье принято вытеснять проблемы. «Поговорим-ка сначала о погоде…»
Он был почти уверен в том, что Маргрет Рош могла бы рассказать ему еще кое-что. По крайней мере, сказать пару слов о Спасителе, о кающейся Магдалине и обо всей этой чепухе. Поражал тот факт, что для Коры Бендер было очень важно убедиться в том, что ее тетя ничего ему не сказала. Несмотря на то что сама рассказала уже немало.
Нет, мысленно поправил себя Рудольф. Она говорила только о распятии. Он отчетливо помнил, как изменилось лицо Коры, когда она упомянула о Спасителе и о кающейся Магдалине. И как провернула отвлекающий маневр, попросив воду для кофе.
Рудольф не слишком хорошо знал Библию и задумался, какое значение может иметь второстепенный библейский персонаж. Георг Франкенберг через пять лет после появления в роли сатаны вдруг превратился в Спасителя… Однако размышлять об этом не было смысла.
Травма! Он затронул ее – ничего не подозревая и даже не догадываясь об этом. Не его это дело – копаться в психологических проблемах. Пусть этим занимаются врачи. Как-то он уже наступил дважды на одни и те же грабли. Больше этого не повторится. Нужно уметь вовремя подвести черту. А он уже дошел до нее. По крайней мере, так ему казалось.
Глава седьмая
Визиты Маргрет всегда казались мне странными. Она являлась слишком редко и никогда не оставалась надолго. Маргрет пробуждала в душе отца надежду и, уезжая, снова ее отнимала.
Сначала она приезжала вместе со старой женщиной, моей бабушкой. Они всегда привозили сладости. Мама принимала подарки, клала их в шкаф, где хранился хлеб. Куда они девались потом, знали только она сама и Спаситель. Послаблений домашнего режима эти визиты не приносили, поэтому они мне скорее докучали. Бабушка постоянно допытывалась у меня, как я себя веду, слушаюсь ли родителей, всегда ли делаю то, что мне велят. Я кивала в ответ и вздыхала с облегчением, когда они уезжали.
Потом Маргрет впервые приехала одна – бабушка умерла. Во время этого визита тетя со мной поговорила. Спросила, интересно ли мне учиться в школе; хорошие ли у меня отметки; какой у меня любимый предмет; нравится ли мне спать в одной комнате с отцом. Не могла бы я нарисовать ей папин портрет, ведь у нее нет его фотографии.
Я изобразила неуклюжего человечка с граблями и ведром – рисовала я плохо. Маргрет поинтересовалась, что означает эта длинная штука у него на боку. Я объяснила. На этом все и закончилось.
Оставшееся время Маргрет провела с мамой (отец ушел на работу). После этого мама выглядела очень странной. Не знаю, как это описать. Мне показалось, что она боится. Мама начала читать мне лекции о грехах, как будто я еще недостаточно об этом слышала.
Она говорила, что истинные грехи – это желания плоти. Я ничего не поняла, мне ведь было всего девять лет. Я думала, что это имеет какое-то отношение к жаркому, которое маме пришлось поставить на стол ради Маргрет. Этого потребовал отец: дорогого гостя нельзя два дня подряд кормить бобовым супом. Отец взял себе два куска мяса, я – всего один. Маргрет стала меня уговаривать:
– Возьми еще кусочек, Кора. Неужели ты не любишь мясо?
Конечно же, я любила мясо, но подумала, что если возьму еще кусочек, то потом мне придется выслушать очередную лекцию. Так и произошло.
А затем, спустя неделю после тетиного отъезда, пришла посылка. Это было зимой, на школьных каникулах, это я хорошо помню. Посылку доставили по почте, утром, и поскольку на ней было указано имя отца, мама не осмелилась ее открыть и положила на шкаф в кухне. А вечером отец перере́зал бечевку.
После визита Маргрет он изменился. С тех пор как она уехала, он постоянно говорил о ветре перемен, который повеял в нашем доме, и о семи годах голода, за которыми должны последовать семь лет изобилия. И если голодных лет было восемь, то и изобилие тоже должно длиться восемь лет. А затем он состарится и сможет отказаться от плотских утех.
Однажды отец сказал матери:
– Тот, кто не хочет слушать, должен расплачиваться. Иначе у меня на руках появятся мозоли.
Грит Адигар всегда говорила своим дочерям:
– Тот, кто не хочет слушать, должен почувствовать, – и била Керстин или Мелани по пальцам.
Странные слова отца меня напугали. Все наши соседи твердили, что моя мама сумасшедшая. И я это слышала. А в тот день испугалась, что отец тоже сошел с ума.
Открывая посылку, он устроил целое представление. Отец вел себя так, словно в ней лежало новое сердце для Магдалины. Но там были лишь кое-какие сладости, часть которых он тут же отдал мне и сестре, хоть мама и стояла рядом с каменным лицом. Магдалине достались шоколадные конфеты – много-много ярких драже, я уже видела такие на переменах в школьном дворе. Мне дали то же самое, и я захотела поделиться с мамой. Но отец удержал мою руку.
– Это тебе, – произнес он. – Съешь сама. Остальное оставим на Рождество. Тогда нам не придется заставлять маму покупать «маленькие искушения».
Кроме сладостей, Маргрет положила в посылку и другие подарки, все было упаковано в яркую бумагу и перевязано ленточками, к которым были прикреплены карточки с нашими именами. Сверху лежал конверт.
Это было первое письмо от тети, которое отец прочел мне вслух. Не только мне, мать и Магдалина тоже были в кухне. Мама принесла из гостиной кресла, чтобы Магдалина могла лечь. В тот день моя сестра чувствовала себя неважно.
