Эберхард Браунинг не смог заставить себя сделать то, что намеревался – перейти к сути дела. Он жалел, что рядом нет Хелены, которая могла бы высказать свое мнение и посоветовать ему, как себя вести.
Кора Бендер сжала губы и провела ладонями по лицу, на миг закрыв его. А затем прошептала:
– Иногда, ночью, когда я думаю, что сплю, он подходит к моей кровати. Я не вижу его, только ощущаю. Он склоняется надо мной и говорит: «Мой сын не виноват в этом кошмаре. Он сделал все, что мог». И каждый раз, когда он это говорит, мне хочется закричать: «Ты лжешь!» Но я не могу этого сделать. Я не могу открыть рот, потому что сплю.
Спустя целую вечность она убрала руки от лица, и оно оказалось именно таким, каким Эберхард в детстве представлял себе лицо умалишенного.
– Не переживайте, – устало пробормотала Кора. – Я понимаю, как все это выглядит со стороны. А еще я понимаю, кому могу это говорить, а кому – нет. В присутствии профессора я не произношу ни слова о Спасителе и о кающейся Магдалине. Поначалу я действительно не хотела больше иметь с ней ничего общего. Но затем она омыла Ему ноги и все изменилось. Вы знаете Библию?
Взгляд, которым сопровождался этот вопрос, был критичным, трезвым. Как будто у эксперта, пытающегося что-то донести до любителя. Эберхард невольно еще больше опустил плечи.
– Немного, – отозвался он.
– Если у вас есть вопросы об этом, – продолжала она, – просто задайте их мне. Я знаю каждое слово, даже те места, которые никогда не были написаны. Омывая Ему ноги, она просто хотела к Нему подлизаться. Хотела уничтожить Его, и у нее это получилось. Я сделала это. Не знаю почему, правда не знаю. Причина не может быть только в песне.
И Кора принялась выстукивать пальцами ритм на столешнице.
– Это была его песня. И она засела у меня в голове. Как она туда попала? Значит, я его знала, вы так не считаете? Но почему тогда я его не помню? Думаете, он действительно мог быть одним из моих клиентов? Их я ведь тоже не помню. Все, что случилось после ее смерти, стерлось у меня из памяти. Я закопала все это настолько глубоко, что больше не смогу откопать. Я перерыла весь свой мозг в поисках информации и ничего не нашла. Возможно, подсказка где-то здесь.
Кора постучала пальцем по прикрытому волосами лбу.
– И тогда я могу копать хоть до скончания века и ничего не найти. В это место он нанес первый удар, сейчас мне это уже известно. А потом еще раз – сбоку. Затем стало темно. Наверное, они решили, что я умерла. И выбросили меня на улицу. Как думаете, рассказать профессору то же самое, что я рассказала шефу? Возможно, тогда не будет противоречий. Нельзя путаться в показаниях, иначе попадаешься на крючок.
– А что же вы рассказали шефу? – нерешительно поинтересовался Эберхард Браунинг.
– Ну, о тех двух мужчинах… когда Франки сидел на диване. Разве этого нет в ваших записях?
Он покачал головой.
– Странно, – отозвалась Кора. – Каким угодно, но небрежным я его никогда не считала. – И вдруг заторопилась: – Я сказала, что это были друзья Франки и что девушка хотела, чтобы я подпустила к себе обоих одновременно. На этом я и собираюсь остановиться. Я намерена заявить, что Франки был моим сутенером.
– А он действительно им был? – поинтересовался Эберхард Браунинг.
– Конечно же нет! – ответила Кора. В ее голосе послышалось негодование. – Однако никто не сможет доказать обратное. Я уже думала об этом, но сейчас… – Она не договорила и улыбнулась, словно извиняясь. – Видите ли, когда я начинаю думать, у меня в голове все путается. Но не переживайте, я справлюсь со своими мыслями.
Она откинулась на спинку стула и примирительно улыбнулась.
– Вот теперь мы все обсудили. Что ж, по крайней мере, вы не зря пришли. А сейчас я попытаюсь об этом подумать. Возможно, вам лучше уйти.
Эберхард Браунинг тоже так считал. Теперь он мог попытаться поставить себя на ее место… Нет, ему это не удастся, и ее мотивацию он понять тоже не мог, зато понимал допрашивавшего ее сотрудника полиции. Эберхард чувствовал, что сначала должен обсудить все это с Хеленой.
Она постоянно спотыкалась об обломки, снова поднималась и блуждала по грудам развалин, которые когда-то были ее мозгом, аккуратно разделенным стеной на две половинки. После последнего визита шефа все стало настолько ужасным, что Кора потеряла себя. Иногда она находила какие-то фрагменты, но, как правило, все они были из прошлого.
Когда явился ее адвокат, в этой сумятице всплыли некоторые части Коры, которая после рождения ребенка дала отпор старику, в конце концов отвоевав у него кабинет, зарплату и даже дом. Теперь эти фрагменты уплывали прочь, а он продолжал сидеть за столом напротив нее.
И Кора снова оказывалась у постели Магдалины и рядом с Франки на озере. Погружалась лицом в его кровь, чтобы в следующий миг увидеть улыбку Джонни, устроившегося на переднем сиденье автомобиля, и при этом четко знать, что это невозможно. Это было так же нереально, как и Бог-Отец, склонявшийся над ней по ночам и говоривший о невиновности Своего Сына, в то время как она думала, что спит.
Ей нужен человек, который помог бы убрать с дороги самые большие обломки. Но он должен быть особенным. Такой, который понимал бы ее и, при необходимости, верил в духов и желания, способные стать образами. Когда уже ничего не помогает, остается верить в чудо. Но особенный человек не появился. Поэтому Кора пыталась в одиночку навести хоть какой-то порядок, создать хотя бы видимость уборки.
То, что остальные кровати – это не просто отвлекающий маневр, она осознала вскоре после того, как поговорила со своим адвокатом. Через какое время это произошло, она сказать не могла – все дни были похожи один на другой. Но это не важно. Ей было не о чем говорить с другими женщинами. В отличие от нее они в каком-то смысле были еще свободны. А Кора могла выйти из этой палаты только в том случае, если ей предстояла очередная беседа с профессором. Страх перед ним скоро остался в прошлом. Она быстро выяснила, что он хочет от нее услышать. Под конец они даже поговорили о Магдалине: Кора решила, что профессор все равно узнает о ней от шефа.
Франки был виноват в смерти Магдалины – в конце концов именно об этом они договорились с адвокатом. Профессор не сразу ей поверил, поскольку отец Франки был его коллегой и тоже был профессором. «Красивый мальчик из хорошей семьи, – так он сказал, – зачем ему заниматься сутенерством?»
Примерно так же когда-то думала и Кора. Но сейчас было уже не важно, что она думала. Главное, чтобы ее мысли вдруг не разбежались подобно стаду пугливых баранов. К сожалению, когда на них набрасывались волки, они по большей части поступали именно так. Но не во время разговора о Франки-сутенере. Тут стадо крепко держалось вместе, а волки были далеко.
«Почему нет? – возражала Кора. – Франки считал, что это круто, когда у тебя есть кобылка, которая пляшет под твою дудку». Конечно же, он никогда не говорил об этом со своим отцом. Об этом не знал никто, кроме них. Но на самом деле так и было! В тот августовский вечер он задержал Кору. Потребовал, чтобы она переспала с двумя мужчинами одновременно.
