– Это останется между нами, – произнес он. – Я сам его заварил. Настоящий, хороший кофе.
Кора закусила губу и заморгала, прогоняя слезы.
– Ну, – проговорил Марио, – это ты брось. Мы ведь не хотим разбавить кофе? Одна чашка для тебя, одна – для твоего гостя.
– Шеф пришел? Он еще жив?
– Конечно, жив, – широко усмехнулся Марио. – Но еще не скоро здесь появится. Профессор устроил ему головомойку.
Кора представила, как шеф тоже ходит с мокрыми волосами, а Марио тем временем добавил:
– Пришел ваш адвокат. Садись за стол и выпей с ним кофе.
Обернувшись к двери, он крикнул:
– Проходите. Она в порядке. – Снова подмигнул Коре и поднял вверх большой палец, словно мог поднять таким образом и ее настроение. – А я останусь здесь, ладно? Присмотрю, чтобы ничего не случилось. – И Марио застыл в дверях, по стойке смирно, как солдат.
Когда в комнату вошел адвокат, Кора соскользнула с постели, чувствуя себя ребенком с коротенькими ножками. Она помнила, что уже видела его и довольно долго с ним разговаривала. Но…
– Простите, я забыла ваше имя.
– Это не страшно, – отозвался он. – Мне тоже приходится все записывать. Иначе я половину забуду. Моя фамилия Браунинг.
Представляясь, он улыбнулся Коре. В отличие от Марио, улыбка у него была довольно напряженной. Кора почувствовала, что ему неуютно в ее присутствии.
– Вы меня боитесь?
– Нет, госпожа Бендер, – отозвался адвокат. – С чего бы мне вас бояться?
Этого она не знала, но понимала, что не ошиблась.
– Я не сделаю вам ничего плохого, – заверила она посетителя. – Я больше никому ничего плохого не сделаю. Если бы Франки сказал мне, что он человек, я бы и ему ничего плохого не сделала – наверное. Но он этого не сказал. Он хотел, чтобы я это сделала. В прошлый раз я забыла вам об этом сообщить.
– Ладно, госпожа Бендер, – отозвался адвокат. – Об этом мы можем поговорить позднее.
– Нет, – возразила она. – Больше я говорить не буду. Только считать. Тогда вообще ничего плохого не случится.
Как и во время своего первого визита, Эберхард Браунинг пришел с портфелем. Поставив его у стола, адвокат сел на один из стульев, так, чтобы дверь и санитар оставались в поле его зрения. Сильный мужчина! Бицепсы как у борца. Его вид успокаивал.
– Вы должны мне кое в чем помочь, госпожа Бендер, – произнес адвокат.
Хелена как следует его проинструктировала. Объяснения Рудольфа Гровиана, то, что он вступился за Кору Бендер, и в первую очередь его готовность рискнуть своей карьерой, произвели на нее большое впечатление.
– Он умеет заставить почувствовать вкус к делу. Конечно же, это не значит, что я одобряю его предложение. Ради бога, Харди! Я могу лишь настойчиво посоветовать тебе держаться от этого дела подальше. Знаешь, Харди, у Бурте действительно очень хорошая репутация, ничего плохого о нем я сказать не могу. Но он слишком уж цепляется за теорию Фрейда. А в таком запутанном деле этого недостаточно. Возможно, этот Гровиан прав в своем предположении. Нельзя недооценивать мнение непрофессионала; кроме того, он собрал кое-какие факты, подтверждающие его слова. И нельзя отрицать, что он нашел к обвиняемой подход. Сумел ее разговорить. И ты тоже сумеешь, Харди. Это вопрос авторитета… Но решение принимать тебе. Я не хочу вмешиваться. Только, когда будешь беседовать с ней, веди себя естественно и взывай к ее готовности помочь, к чувству ответственности.
Хелене легко было говорить!
– Позволите налить вам кофе?
Кора даже не уточнила, какой именно помощи он от нее ожидает.
– Да. Это очень мило с вашей стороны, – ответил Эберхард.
– Вы не возражаете, если я буду стоять? Я весь день просидела. Час – в кабинете у профессора Бурте, остальное время – на постели.
Хелена сказала сыну:
– Не позволяй ей отклоняться от темы. Не давай отвлечься. Если она попытается это сделать – а она наверняка попытается, – сразу же возвращай ее к исходной точке. И не разрешай себя провоцировать, Харди. Она сделает это, если у нее осталась хоть капля разума. Представь себе ребенка, который предоставлен самому себе. Если внезапно появится человек, который станет утверждать, что ребенок ему нравится и он хочет ему помочь, тот станет его проверять. Попытается довести его до белого каления. Покажи ей границы дозволенного. Сохраняй спокойствие, держись уверенно, Харди. Ты ведь способен справиться с ребенком.
– Я предпочел бы, чтобы вы сели, – сказал он.
После инструкций Хелены и зная о ее даре предвидения, он был готов ко всему. К усмешке, возражениям, скучающему или безучастному выражению лица. Но ничего подобного не было.
Вытащив из-под стола стул, Кора послушно села. Поставила ступни рядом, поправила юбку, натянув ее на колени, и улыбнулась ему.
– Я до сих пор не знаю, что это было: комар или нервная реакция. Надо было посмотреть. Глупо было этого не сделать. Если это был комар, он наверняка еще в комнате. И ночью вернется. Надо было его прибить. Прибить! Просто прибить! Этот дурацкий комар хотел меня укусить. А все, что кусается, нужно убивать.
Эберхард Браунинг не мог решить, в себе ли она, подтверждает ли мнение Рудольфа Гровиана и с помощью иносказания сообщает о своей танатомании или просто несет чушь. Поэтому он решил придерживаться инструкций Хелены.
– Я здесь не для того, чтобы говорить о комарах, госпожа Бендер. Я принес фотографии и хотел бы, чтобы вы посмотрели на этих мужчин и сказали мне…
Больше он ничего не успел произнести.
– Я не хочу смотреть на мужчин.
Вот и все. Точка! Точнее, судя по выражению ее лица, не точка, а восклицательный знак.
«Она всего лишь ребенок, – напомнил себе Эберхард, – нелюбимый ребенок». Это было словно заклинание.
– Это очень важно, госпожа Бендер. Посмотрите на фотографии и скажите мне, знаете ли вы кого-нибудь из этих людей.
– Нет! – В подтверждение своих слов Кора энергично покачала головой. – Среди этих снимков наверняка есть фотография Франки. А я не стану на нее смотреть. Мне не нужно освежать в памяти его лицо. Я вижу его так отчетливо, что могла бы даже нарисовать.
Вдруг ее голос сорвался. С губ слетел звук, похожий на судорожный всхлип.
– Я вижу его в крови. Вижу за ударными, вижу на кресте. Он всегда висит в центре. Он был Спасителем. Нет! Нет, прошу вас, не смотрите на меня так! Я не сошла с ума. Я прочла это в его глазах. Но я – не Пилат. Я не могу приказать подать мне миску для мытья рук.
«Это бессмысленно, – подумал Эберхард Браунинг. – Даже если мы дойдем до судебного разбирательства, одна такая вспышка – и все пропало».
Кора закрыла лицо руками и заговорила сдавленным голосом:
