Первый завтрак мы ели вместе в спальне. Яцек сказал:
– Не хочу тебя пугать, но, кажется, я буду вынужден подать в отставку.
Я онемела. Яцек, который так любит свою работу, который на пути к прекрасной карьере, которому все предсказывали превосходное будущее, должен отказаться от своего положения. Я сразу догадалась, что это из-за той женщины. Как видно, она пригрозила ему подать заявление в полицию и он не нашел другого способа избежать скандала. Если эта баба исполнит свои угрозы, грянет скандал. Миновать этого нельзя, но, по крайней мере, Яцек, став частным лицом, не скомпрометирует свое правительство.
– Можешь ли сказать мне искренне, – спросила я, – насколько возможно искренно, что склоняет тебя к отставке?
Я придала своему голосу оттенок сердечнейшей приязни и думала, что наконец-то этот скрытный человек поговорит со мной откровенно. Однако он снова прибегнул к уверткам, сказав:
– Это же совершенно ясно. По моей вине чрезвычайно важные государственные документы оказались в руках шпионов.
Я взглянула на него почти с презрением:
– Как это? Ты хочешь убедить меня, что отставка грозит тебе из-за какого-то дурацкого конверта?!
– Во-первых, конверт вовсе не дурацкий. Во-вторых, я не имел права держать его дома – по крайней мере моим долгом было не забыть о нем перед выездом в Париж и передать полковнику Корчинскому. Документы, правда, зашифрованы, однако весьма вероятно, что те, кто их добыл, сумеют отыскать ключ. А поскольку добыли они его так легко и просто, в глазах моего начальства я теперь человек наивный и легкомысленный, которому нельзя доверять государственные секреты, потому что он не сумеет их уберечь. А если…
Я прервала его:
– Дорогой! Во-первых, ты тут совершенно не виноват. Ведь это я отдала конверт. И только полный идиот может возлагать на тебя ответственность за то, что сделала я. Во-вторых, если ты называешь это легким способом, интересно, что бы ты назвал способом сложным. Ежели у меня дома появляется офицер в мундире, вручает визитку и говорит, что он адъютант полковника Корчинского, а все это происходит сразу после твоего парижского звонка, то я не знаю, задумался ли бы на моем месте и самый умный из людей перед тем, как отдать те бумаги. Нет, мой дорогой. Я понимаю, возможно, существуют какие-то другие причины, которых ты не желаешь раскрывать, склоняющие тебя к тому, чтобы отказаться от дипломатической карьеры, но не уговаривай меня, что такая-то глупость, к тому же сделанная не тобой, а мной, могла бы тебя сместить. Большое дело – документы. Достаточно написать другие, и все будет в порядке. Пусть бы они были не знаю какими тайными, всегда можно что-то придумать. Например, объявить в прессе, что документы уже недействительны. Да и отчего ты так переживаешь? Я провинилась, пусть меня и привлекают к ответу. И будь спокоен, уж я-то им все объясню и смогу воззвать к их разуму.
Яцек погрустнел. Не мог же отрицать, что мои аргументы неопровержимы. Только буркнул:
– Ты, любимая, в этих вещах не разбираешься.
Смешно. Такие вещи не требуют никакого знания. Тут достаточно логики. А если имеешь при том еще и немного здравого смысла, то отличить поводы от истинных причин не составит никакого труда. И между тем я решила не соглашаться на отставку Яцека. Не с точки зрения причин финансовых. Мы всё же достаточно богаты для того, чтобы не считаться с такими мелочами, как его служебное содержание. Просто отказаться от положения и прекрасных перспектив было бы нонсенсом, особенно в том случае, если с этой Элизабет Норманн удастся решить все по-тихому. У Яцека маловато характера и упорства воли.
– Я и слышать не желаю о твоей отставке. И запомни: подобное поведение я бы посчитала неуважением по отношению ко мне. Да и что бы ты делал, чем бы занялся, кем стал бы, уйдя из министерства?.. Я никогда на такое не соглашусь. Кроме того, твои намерения полагаю преждевременными.
– Как это – «преждевременными»? – удивился он.
– Ну, пока-то тебе ничего не угрожает, – уклончиво заметила я.
Он нахмурился и произнес мрачно:
– Мне грозит, что они могут отправить меня в отставку.
– Могут, но неизвестно, отправят ли. В любом случае не вижу тут особой разницы: сам ли ты попросишь об увольнении либо же тебя уволят. Но из-за слишком большой поспешности ты можешь потерять должность совершенно зря. Сейчас же пообещай, что в любом случае ты ничего не предпримешь в этом направлении, не посоветовавшись со мной.
Он пожал плечами:
– Это я могу тебе пообещать.
Ничего большего мне и не нужно было. Я уже составила для себя план. Поговорю нынче с несколькими дамами, которые имеют выходы на министерство. Во-первых, узнаю, какие там царят настроения насчет Яцека и действительно ли говорят о том несчастном конверте, а во-вторых, мобилизую союзников на случай, если бы и правда разорвалась бомба насчет этой мерзкой англичанки. Несомненно, Яцек ценит меня и любит. Но он и понятия не имеет, какая у него жена. И эта кретинка станет потом рассказывать, что я не доросла до Яцека! Если сейчас спасу положение мужа и его самого от той шантажистки, он будет благодарен мне и только мне.
Как жаль, что я никому не могу довериться. Нужно быть очень осторожной.
На полдень мне была назначена аудиенция в кабинете полковника Корчинского. Тот принял меня чрезвычайно сердечно. Он нынче вовсе не был так мрачен, как в Холдове. Я решила начать с него и объяснить: вина за то, что конверт попал в руки шпионов, целиком на мне. Он был очень вежлив, поэтому не признал ее.
Сказал мне даже, что все случившееся просто несчастливое стечение обстоятельств. Это лишний раз доказывало: Яцек прибегнул к неудачной хитрости, с тем чтобы использовать конверт как повод для отставки.
Полковник угостил меня чаем и необычайно мило болтал со мной о разных событиях в обществе. Спрашивал, у кого я бываю, хорошо ли развлекаюсь. Оказывается, он знает множество персон из нашего мира и разделяет мои взгляды относительно их привлекательности. Мимоходом даже вспомнил о дяде Альбине, но, как видно, знал и о его несчастном прошлом, поскольку мое молчание уважил и больше о дяде не говорил.
Пока мы беседовали, в кабинет вошел высокий достойный пан, которого полковник представил как своего приятеля. Фамилию я не расслышала, но выглядел он весьма элегантно. Он тоже попросил чашечку чаю. Таким образом, в милой беседе, мы провели с полчаса. Так оно с мужчинами и случается. Яцек пытался напугать меня, что в конторе у полковника меня ожидают лишь неприятности. Мол, они всегда давят. Но я на своем примере убедилась: все государственные дела нисколько не трудны и не мучительны. В их разговорах слово «собеседование» обретает некий возвышенный пафос, а я как раз имела там собеседование и теперь знаю, что оно ничем не отличается от обычной салонной беседы.
Приятель полковника вышел, уверив меня на прощание, что он был бы счастлив, если бы мы как-нибудь встретились. Милый и культурный человек.
