Он сделал движение, будто собирался схватить меня за руку и поцеловать ее, но не решился. Как видно, уколола его мысль, что поступать так прежде, чем он откроет мне правду, несколько излишне, учитывая мою неосведомленность о сути проблемы.
Бедный Яцек! Если бы я могла дать ему понять, что откровения его не станут для меня столь уж большой неожиданностью. Если бы могла сказать, что заранее готова простить ему все!.. Но мне следовало молчать. Следовало вооружиться терпением и облачиться в броню суровости. И дать ему мгновенное прощение было бы недопустимо, как и сделать вид, будто его необузданный и скандально-смелый проступок, ставящий под угрозу мое счастье и доброе мнение обо мне, – не заслуживает сурового осуждения. Поэтому снова со всей отчетливостью предо мной предстало понимание безграничности проблем, что свалились бы на меня и моих родных в том случае, коль открылось бы, что мой Яцек – двоеженец.
Я знала, как мне следует вести себя. Надо облегчить его признание, вытянуть из него как можно больше, дав отдаленную перспективу возможного прощения, но сохраняя образ оскорбленного достоинства и проявления пережитой обиды.
Яцек же начал свой рассказ:
– Было это восемь лет назад. Хотя мне уже на тот момент исполнилось двадцать четыре, а одногодки мои обладали немалым опытом и серьезным багажом знаний об окружающем мире, я, как видится мне сейчас, принадлежал к тем, кто опытностью такой не грешил, слишком легко уступая порывам и чересчур легкомысленно беря от судьбы то, что она предлагала. Говоря попросту, я был наивен. Заканчивал учебу в университете и оставался под опекой дядюшки Довгирда, которого ты наверняка помнишь: он был на нашей свадьбе.
– Помню, – кивнула я. – Очень милый человек.
– Я всегда высоко ценил его. И если бы в то время больше доверял его опыту, наверняка многие события пошли бы иначе и сегодня я не страдал бы от последствий ошибок прошлого. Впрочем, дядя, занимая высокое положение посла, не имел избытка времени, был невероятно занят и мог уделять мне мало внимания. Да и сам я не хотел посвящать его в свои дела, поскольку, во-первых, считал себя вполне зрелым, а во-вторых, по той причине, что, заканчивая университетскую учебу, я обладал амбициями абсолютно свободного человека. И тогда-то познакомился с той девушкой. Познакомился при обстоятельствах довольно необычных и, как мне в тот момент казалось, являвшихся знаком судьбы. А именно, когда я отъезжал на машине от посольства, молоденькая и весьма привлекательная девушка едва не угодила мне под колеса. Была она настолько напугана, что чуть не потеряла сознание, и мне пришлось отвезти ее домой – вернее, в отель, где она жила вместе с отцом. Завязавшееся таким вот образом знакомство быстро переродилось в серьезные взаимные чувства. Отец этой девушки был иностранцем, который прибыл решить свои торговые дела. Дочь взял с собой, чтобы та познакомилась со столицей и ее обществом. Поскольку я был знаком со многими дипломатами, то упросил одну из дам нашего посольства, чтобы та ввела мою девушку во все салоны, в которых бывал и я. Всюду она произвела прекраснейшее впечатление, и нас начали считать парой. – Яцек замолчал на миг, а затем быстро добавил: – Мы стали любовниками.
– И что же дальше? – спросила я ласково.
– Дальше события развивались таким образом, что над ними не властны были уже ни мое сознание, ни воля. Одно тянуло за собой другое. Посольство готовилось выслать дипломатического курьера в Вашингтон с какими-то важными документами. Поскольку меня интересовало путешествие в Америку, да и девушка, о которой я уже вспоминал, горела желанием уехать, я сумел уговорить дядю, чтобы миссию поручили мне. Отец Бетти – а звали ее именно так – разумеется, не знал, что мы едем вместе. Я забыл добавить, что у Бетти на родине был жених. Свадьба их оставалась делом решенным и не могла сорваться – по причинам как семейным, так и финансовым. Хочу, Ганечка, быть с тобой искренним и призна́юсь, что чувства мои к той девушке казались мне тогда большой любовью – а может, и вправду таковыми были, – однако глубоко внутри я радовался, что не стану ее мужем. Но случались минуты, когда ревность к ее жениху почти подталкивала меня на крайний шаг.
– А ты его знал? – спросила я.
Он отрицательно качнул головой:
– Нет. Видел только его фотографии. Был это представительный мужчина. Но я о другом. Мы отплыли большим лайнером в Америку в начале апреля. В Соединенных Штатах пребывали несколько месяцев, путешествуя и наслаждаясь жизнью. Эскапада эта, будучи первой такого рода в моей жизни, казалась – возможно, именно поэтому – чем-то превосходным. Я был совершенно очарован романтичностью Бетти, а мои чувства к ней лишь росли и углублялись под воздействием замечаний, что все мужчины вокруг завидуют мне и засыпают ее комплиментами.
– Она что же, и вправду была так красива?
– Несомненно. Ей исполнилось восемнадцать, и она была очаровательна. В Америке, где девушки в целом ведут себя куда свободней, наша приязнь и совместное путешествие никому не казались необычными. И без моих знакомых в дипломатических кругах у меня там было множество коллег, а также университетских приятелей из достаточно высоких сфер. Мы превосходно развлекались. Я невольно подстроился под тамошние обычаи. Ночи мы проводили на вечеринках. Тогда-то я и научился пить. Чуть ли не ежедневно мы возвращались домой нетрезвыми и под утро. В один прекрасный день я получил запрос из Вашингтона, не собираюсь ли возвращаться в Европу, поскольку, ежели планирую скорое возвращение, вашингтонское посольство воспользовалось бы случаем, чтобы передать через меня чрезвычайно важную дипломатическую почту. А так как и Бетти пора было уже возвращаться, я согласился. Тогда-то и наступило наше первое расставание. Она не желала ехать со мной за бумагами в Вашингтон, предпочитала остаться в Нью-Йорке и ждать меня здесь. Расставание наше растянулось на три дня, но оно убедило меня, что я чрезвычайно привязан к ней… – Яцек, прервав свой рассказ, обратился ко мне раскаивающимся тоном: – Прости, что открываю тебе это. Знаю, это весьма неделикатно. Но я должен рассказать тебе о своем тогдашнем психологическом состоянии, поскольку в нем и кроется объяснение моим последующим поступкам.
– Я слушаю тебя, Яцек, продолжай.
– Так вот, после возвращения в Нью-Йорк как гром среди ясного неба на меня пала новость: Бетти получила депешу, что к ней приезжает жених. Это совершенно выбило меня из равновесия. Мне казалось, она тоже в отчаянье. В кругу общих знакомых мы пили всю ночь, а утром Бетти сказала мне: «Другого выхода нет. Или нам придется расстаться навсегда, или мы должны поставить моего жениха и всю мою семью перед свершившимся фактом». – Яцек потер лоб и добавил: – Понимаешь, таким свершившимся фактом мог быть лишь брак.
Я не сказала ни слова. Яцек же нервно сжимал в пальцах давно погасший окурок.
– Знаешь, – продолжил он, – как легко и без проблем решаются такого рода дела в Америке. И мне кажется, мы были просто пьяны. На машине одного из дальних родственников Бетти, встреченного в Америке, поехали в ближайшую контору. Когда проснулись на следующий день, я не мог вспомнить толком, сделали мы это или все было лишь сном.
