Старшая сестра сменила гнев на милость и позволила дедушке по пятнадцать минут в день негромко играть на флейте в вестибюле отделения. И в те дни, когда он там играл, состояние здоровья пациентов стабилизировалось. (Кстати, когда меня выписали, дедушку попросили время от времени заходить и играть там свои композиции!)
Итак, как вы уже поняли, дедушка исследовал и применял возможности музыки для исцеления людей. И когда меня выписали из больницы, он, как и другие члены моей семьи, приложил все свои умения и мастерство, чтобы мне помочь.
Общими усилиями меня быстро поставили на ноги; никаких негативных последствий, которых опасались доктора, кома для меня не имела. А вот что касается позитивных…
Во-первых, я твердо решил посвятить себя служению людям, помощи им. Во-вторых, я стал по-новому осознавать то, что делают мои родные, – именно через призму возможностей помощи людям рассматривал отныне то, что до сих пор казалось мне чем-то вроде их хобби.
Начался период постижения мною разнообразных практик возвращения здоровья и гармонии. И особенную роль в этом процессе обучения сыграл мой дед, который всемерно поддержал меня в моих идеях, столь нехарактерных для мальчиков моего возраста.
Мир есть музыка!
Дедушка играл мне на разных музыкальных инструментах особые мелодии, которые иногда импровизировал тут же, иногда сочинял загодя. Порой он выстукивал необычные ритмы на африканских барабанах (только через годы я узнал, что эти барабаны африканские!), порой что-то напевал, подражая голосам птиц. Музыка его входила в меня, ее ритм становился моим ритмом, я начинал жить в нем… Уходили болезни и немощи, тело наполнялось силой и энергией – я чувствовал это с каждым тактом дедушкиной музыки.
– Почему это происходит? – спрашивал я. – Мне хочется танцевать, двигаться, ноги мои отбивают такт; мне кажется, я даже дышу в ритме твоей музыки… И сердце мое тоже бьется в ее ритме…
– Понимаешь, – объяснял дедушка, – когда произошел сбой в работе твоего организма, он забыл свой привычный ритм. Почему это произошло, сказать трудно. Для нас с тобой главное, что так произошло. И ты стал болеть. Понимаешь?
– Нет, – честно признавался я. – Почему я стал болеть? Как это связано с каким-то ритмом?
Тогда дедушка протягивал свою большую могучую руку и прикладывал мои пальцы к своему запястью. Я ощущал ритм его пульса.
– Чувствуешь? – спрашивал он. – Чувствуешь удары? Это живое сердце живого человека бьется в определенном ритме.
Я кивал.
– А теперь так же, как мое, послушай свое сердце.
Я прикладывал пальцы к собственному запястью – и ощущал ритм!
– Ну вот, – улыбался дедушка. – Теперь ты знаешь, что сердце бьется в определенном ритме. Чем он характеризуется?
– Он… постоянный, мерный, – отвечал я. – Сердце бьется ровно и четко.
– Да! А как мы дышим при этом? – и дедушка прикладывал мою руку к своей диафрагме. Я ощущал, как мерно и ритмично вздымается его грудная клетка. Потом он перекладывал мою руку на мою диафрагму, и я «измерял» свое дыхание. – Ты видишь, – спрашивал дедушка, – что наше дыхание, как и сердце, подчинено определенному ритму?
– Да! – отвечал я. Еще бы я этого не видел!
– Работа всех органов и систем организма человека ритмична, – подытоживал дедушка. – У каждого – свой ритм, но главное – что он неизменен. Это ритм здоровья, спокойствия и равновесия. Сбои в здоровье человека всегда сопряжены со сбоями индивидуального ритма организма. Чтобы привести здоровье в норму, нужно вернуть организму его правильный ритм. Понимаешь?
Я кивал. С этим нельзя было не согласиться. Я нарочно задерживал или ускорял дыхание, сбивал ритм – и тут же чувствовал дискомфорт, мой организм словно протестовал против этих сбоев, ему становилось не по себе… Конечно, ритм – это первооснова.
– Знаешь, Рушель, – однажды сказал дедушка, – я много думал, как же вернуть правильный ритм тому, что потеряло его. И понял, что универсальный носитель ритма – это музыка!
– Музыка? – переспросил я.
– Конечно, – ответил он. – Весь мир в проекции нашего слухового восприятия – это музыка. Каждый объект его имеет свою, индивидуальную мелодию, подчиняющуюся определенному ритму и звучащую на определенных частотах. Музыка мира – это симфония, созвучие множества таких мелодий!
– Но ведь в оркестре, если собьется с такта или сфальшивит один инструмент, обязательно наступает разлад, – заметил я. – В мире разве не так же?
– Так же, – согласился дедушка. – Если один объект, представляющий индивидуальную мелодию, начинает фальшивить, расстраивается вся симфония… Другие объекты тоже начинают играть не совсем то; постепенно образуется какофония.
– Подожди, дедушка, – перебил я. – Получается, если один человек заболел, то уже с миром что-то не то?
– Если один человек заболел, – согласился он, – или одно животное… Или одно дерево сломалось… Или один дом обрушился… Но сколько всего такого происходит в мире каждую минуту?
Я пожал плечами – я не знал. Дедушка же продолжил свою мысль:
– Отклонение от своего мелодического рисунка означает нездоровье конкретного объекта. Но также и нездоровье системы «мир», к которой принадлежит данный объект, в целом! Если какой-то один объект неправильно звучит, это отражается на звучании системы в целом. Но и сбои в звучании системы влекут за собой сбои в звучании отдельных объектов. Все со всем связано.
– Но… как же с этим справляться? – спросил я.
– Смотри, при настройке инструментов я использую камертон, – сказал дедушка. – Вот точно так же надо использовать особые камертоны при отстройке работы отдельных объектов мира, например людей. И в качестве камертона может и должна быть… музыка! Потому что это универсальный носитель информации о системе.
Многое в словах дедушки было мне тогда не совсем понятно. Но я понял главное – что все в мире вибрирует, что у вибраций есть особая «правильная» частота и что частоту вибраций можно задать при образовавшихся сбоях с помощью «правильной музыки».
Первые шаги в музыке
– Ты должен научиться! – говорил мне дедушка. – Ты непременно должен научиться, во-первых, играть на музыкальных инструментах; во-вторых, «слышать» мелодии разных объектов; в-третьих, сочинять музыку, которая задает правильные вибрации.
Дедушка стал моим первым учителем на музыкальном поприще. Именно он помог мне освоить гитару, барабаны, фортепиано, флейту. Потом, с течением времени, к ним добавился синтезатор, другие инструменты.
А пока я открывал для себя все новые и новые возможности музыки.
Вот у нас в доме оказался раненый орленок – у него было перебито крыло. Рана очень долго не заживала, несчастная птица буквально места себе не находила. Мы поили ее болеутоляющими снадобьями, мазали травмированное место заживляющими мазями, однако лечение не давало практически никаких результатов.
