– Хочешь не хочешь, – безжалостно отвечал Генри, – а попробуем прямо сейчас еще раз.
– О нет, прошу тебя! Я этого не выдержу!
– Послушай-ка, – сказал Генри, – стоило ехать сюда только ради того, чтобы поживиться за счет этой богатой суки, а ты взяла и все испортила.
На этот раз вздрогнула моя жена.
– И это второй раз на неделе, – продолжал он.
– Обещаю, больше это не повторится.
– Садись. Я буду объявлять масть, а ты отвечай.
– Нет, Генри, прошу тебя. Не все же пятьсот. На это уйдет три часа.
– Ладно. Оставим фокусы с пальцами. Полагаю, ты их хорошо запомнила. Займемся лишь объявлением масти и онёрами.
– О Генри, нужно ли все это затевать? Я так устала.
– Абсолютно необходимо, чтобы ты овладела этими приемами в совершенстве, – ответил он. – Ты же знаешь, на следующей неделе мы играем каждый день. А есть-то нам надо.
– Что происходит? – прошептала моя жена. – Что, черт возьми, происходит?
– Тише! – сказал я. – Слушай!
– Итак, – говорил мужской голос. – Начнем с самого начала. Ты готова?
– О Генри, прошу тебя! – Судя по голосу, она вот-вот готова была расплакаться.
– Ну же, Салли. Возьми себя в руки.
Затем совершенно другим голосом, тем, который мы уже слышали в гостиной, Генри Снейп произнес:
– Одна трефа.
Я обратил внимание на то, что слово «одна» он произнес как-то странно, нараспев.
– Туз, дама треф, – устало ответила Салли. – Король, валет пик. Червей нет. Туз, валет бубновой масти.
– А сколько карт каждой масти? Внимательно следи за моими пальцами.
– Ты сказал, что мы оставим фокусы с пальцами.
– Что ж, если ты вполне уверена, что знаешь их…
– Да, я их знаю.
Он помолчал, а затем произнес:
– Трефа.
– Король, валет треф, – заговорила Салли. – Туз пик. Дама, валет червей и туз, дама бубен.
Он снова помолчал, потом сказал:
– Одна трефа.
– Туз, король треф…
– Бог ты мой! – вскричал я. – Это ведь закодированное объявление масти. Они сообщают друг другу, какие у них карты на руках!
– Артур, этого не может быть!
– Точно такие же штуки проделывают фокусники, когда спускаются в зал, берут у вас какую-нибудь вещь, а на сцене стоит девушка с завязанными глазами, и по тому, как он строит вопрос, она может определенно назвать предмет – даже если это железнодорожный билет, она скажет, на какой станции он куплен.
– Быть этого не может!
– Ничего невероятного тут нет. Но чтобы научиться этому, нужно здорово потрудиться. Послушай-ка их.
– Я пойду с червей, – говорил мужской голос.
– Король, дама, десятка червей. Туз, валет пик. Бубен нет. Дама, валет треф…
– И обрати внимание, – сказал я, – пальцами он показывает ей, сколько у него карт такой-то масти.
– Каким образом?
– Этого я не знаю. Ты же слышала, что он говорил об этом.
– Боже мой, Артур! Ты уверен, что они весь вечер именно этим и занимались?
– Боюсь, что да.
Она быстро подошла к кровати, на которой лежала пачка сигарет. Закурив, она повернулась ко мне и тоненькой струйкой выпустила дым к потолку. Что-то нужно было предпринять, но я не знал что, ведь мы никак не могли обвинить их, не раскрыв источника информации. Я ждал решения моей жены.
– Знаешь, Артур, – медленно проговорила она, выпуская облачка дыма. – Знаешь, а ведь это превосходная идея. Как ты думаешь, мы сможем этому научиться?
– Что?!
– Ну конечно сможем. Почему бы и нет?
– Послушай. Ни за что! Погоди минуту, Памела…
Но она уже шагнула вплотную ко мне, опустила голову, посмотрела на меня сверху вниз и при этом улыбнулась такой знакомой улыбкой, которая, быть может, была и не улыбкой вовсе, – ноздри раздувались, а большие серые глаза с блестящими черными точками посередине испещрены сотнями крошечных красных вен. Когда она пристально и сурово глядела на меня такими глазами, клянусь, у меня возникало чувство, будто я тону.
– Да, – сказала она. – Почему бы и нет?
– Но, Памела… Боже праведный… Нет… В конце концов…
– Артур, будь так добр, не спорь со мной все время. Именно так мы и поступим. А теперь принеси-ка колоду карт, прямо сейчас и начнем.
Шея
Когда лет восемь назад умер старый сэр Уильям Тёртон и его сын Бэзил унаследовал «Тёртон пресс» (а заодно и титул), помню, по всей Флит-стрит принялись заключать пари насчет того, скоро ли найдется какая-нибудь очаровательная молодая особа, которая сумеет убедить молодого господина в том, что именно она должна присматривать за ним. То есть за ним и его деньгами.
В то время новоиспеченному сэру Бэзилу Тёртону было, пожалуй, лет сорок; он был холостяком, нрава мягкого и скромного и до той поры не обнаруживал интереса ни к чему, кроме своей коллекции современных картин и скульптур. Женщины его не волновали, скандалы и сплетни не затрагивали его имя. Но как только он стал властелином весьма обширной газетно-журнальной империи, у него появилась надобность в том, чтобы выбраться из тиши загородного дома своего отца и объявиться в Лондоне.
Естественно, тотчас же стали собираться хищники, и полагаю, что не только Флит-стрит, но и весь город принялся внимательно следить за тем, как они берут в кольцо добычу. Подбирались они, разумеется, неспешно, осмотрительно и очень медленно, и поэтому лучше будет сказать, что это были не простые хищники, а группа проворных крабов, пытающихся вцепиться в кусок мяса, оказавшийся под водой.
Между тем, ко всеобщему удивлению, молодой господин оказался на редкость увертливым, и охота растянулась на всю весну и захватила начало лета. Я не был знаком с сэром Бэзилом лично и не имел причин чувствовать по отношению к нему дружескую приязнь, но не мог не встать на сторону представителя пола, к которому сам принадлежу, и не раз ловил себя на том, что бурно радовался, когда ему удавалось сорваться с крючка.
И вот где-то примерно в начале августа, видимо, по своему, женскому, условному знаку, барышни объявили что-то вроде перемирия и отправились за границу, где набирались сил, перегруппировывались и строили новые планы на зимнюю охоту. Это явилось ошибкой, потому как именно в это время ослепительное создание по имени Наталия, о котором дотоле никто и не слыхивал, неожиданно явилось из Европы, крепко взяло сэра Бэзила за руку и отвело его, пребывавшего в полубессознательном состоянии, в Кэкстон-холл, в регистратуру, где и свершилось бракосочетание, прежде чем кто-либо, а менее всего жених, сообразил, что к чему.
