"В 1904 году Ольге Борисовне — (не представляю ее себе иначе как только вооруженной большой зубочисткой) было 33 года… Лет десять перед тем она была на фельдшерских курсах и этим ее медицинское образование ограничивалось. Повышенным уровнем общего развития она никак не могла похвалиться и никаких позывов к наукам, в частности, к биологии — тогда не обнаруживала. Она была из категории женщин, называемых "бой-бабой", очень практичной, с большим апломбом изрекающей самые простецкие суждения по всем решительно вопросам. Ленин, узнав, что она хорошо зарабатывает в организованной ею столовой, заметил: "С нею (Ольгой Борисовной) Пантейчик не пропадет"" (1).
Такой же предпринимательский эксперимент она повторила и позже, возвратившись в Россию, где в 1910 году в Щелково под Москвой они с мужем открыли "столовую для студенток курсов, где училась я", — вспоминала она (2). После 1917 года она несколько месяцев работала ревкомиссаром на станции Подмосковная, затем в 1918 году "заведовала туберкулезной секцией школьно-санитарного дела", а с 1919 года, преподавала в Ташкенте, а затем в Москве (не указывая предмет преподавания). В 1926 году она напечатала брошюру "Воинствующий витализм" (3), в которой раскритиковала учебник гистологии известного ученого Гурвича
. Брошюра содержала примитивные суждения. Например, автор объявила, что клетки делятся не в силу сложных закономерностей развития, а в результате простой механической причины — переполнения их молекулами. В конце брошюры она перешла на язык политического доноса и призвала принять карательные мер против профессоров-идеалистов:
"Если… тот или иной профессор советской высшей школыи становится "по ту сторону", если он кормит университетскую молодежь идеалистическими благоглупостями, если он толкает научное сознание этой молодежи в сторону той или иной разновидности идеализма, он должен быть, во имя классовых интересов пролетариата призван к порядку…" (4).
Через два года она напечатала еще одну брошюру, названную "Зачем нужна диалектика естествоиспытателю?" (5), в которой объявила, что разобралась в том, как растут и развиваются кости в организме. Объяснение (никакими опытами не подтвержденное) гласило, что кости элементарно обособляются от мягких тканей в результате "простого по своей природе физического процесса… — ассимиляции извести, солей кальция и других солей" тканями, испытывающими на себе повышенное давление извне. Через два с половиной года она не менее решительно объявила, что открыла у животных клеток массивные оболочки (6), которые никто из ученых до нее узреть не смог. В 1934 году она потрясла ученый мир еще более сенсационным результатом: ей якобы посчастливилось обнаружить процесс превращения неживого в живое. Она уверяла, что можно растереть в ступке желтки яиц птиц до кашицеобразного состояния, затем оставить эту кашице на время — и в ней зародятся снова живые яйца таких же птиц!
Естественно, что на публикации Лепешинской последовала спокойная, но уничтожающая критика таких корифеев науки, как Н. К. Кольцов (7), профессор-биохимик А. Р. Кизель и других. Временно Лепешинская примолкла.
Но в середине войны с фашистской Германией она сумела каким-то образом "протолкнуть" к Сталину свои рукописи. Тот посмотрел их и вмешался в споры ученых, как это он уже неоднократно делал. Вспоминая о помощи, пришедшей от Сталина, Лепешинская писала:
"В самый разгар войны, целиком поглощенный решением важнейших государственных вопросов, Иосиф Виссарионович нашел время познакомиться с моими работами еще в рукописи и поговорить со мной о них" (8).
Позже она добавила, что Сталин поговорил с ней лишь по телефону (9).
Лепешинская отлично понимала, где она живет и какова цена даже одного слова Сталина. Обходя все установленные правила, пренебрегая нормами научной этики, а лишь спекулируя на факте поддержки её Сталиным ("Внимание товарища Сталина… влило в меня неиссякаемую энергию и бесстрашие в борьбе с идеалистами всех мастей, со всеми трудностями и препятствиями, которые они ставили на пути моей научной работы" (10)), она сумела в 1945 году с помощью Лысенко издать пухлый том "Происхождение клеток из живого вещества и роль живого вещества" (11) в солидном издательстве Академии наук СССР. Новых результатов в книге не было, автор собрала старые статьи, не раз становившиеся объектом суровой критики. Предисловие к книге подписал Лысенко (текст его подготовили сама Лепешинская и Глущенко (12)), заявивший, что автор внесла "большой вклад в теоретические основы нашей советской биологии". Книгу он тут же представил в Комитет по Сталинским премиям.
Одновременно Лепешинской удалось в другом издательстве — Медгизе напечатать еще одну книгу "Оболочки животных клеток и их биологическое значение" (13). Как и другие её книги, этот труд отличался от допустимых в науке. Витиеватыми фразами, с использованием категоричных выпадов в адрес "идеалистов всех мастей" она возрождала в середине XX века представление о наличии у животных клеток массивных оболочек, хотя, оказывается, хорошо знала, что уже к середине XIX века наука от этого представления отказалась как от неверного. Но твердо установленные истины она в расчет не принимала.
И все-таки, несмотря на постоянные повторы, что её поддерживает лично товарищ Сталин, с антинаучными утверждениями Лепешинской ученые не согласились. Стоило начать обсуждение её кандидатуры на получение Сталинской премии, как посыпались аргументированные возражения. При голосовании за присуждение премии высказался только один член комитета яЛысенко. А вскоре группе уважаемых специалистов в области клеточной теории удалось опубликовать 7 июня 1948 года в газете "Медицинский работник" (14) критическую статью. Текст этого "Письма 13-ти", как мне сообщил подписавший письмо В. Я. Александров, готовил А. Г. Кнорре, ему помогал В. П. Михайлов. В числе подписавших были академик Н. Хлопин, члены-корреспонденты АН и АМН СССР В. Догель, Д. Насонов, П. Светлов, профессор В. Александров и другие. Критика книги была уничтожающей:
"…автор весьма слабо знаком с биологией вообще и с особенностями изучаемых ею объектов в частности… Выдавая совершенно изжитые и потому в научном отношении реакционные взгляды за передовые, революционные, Лепешинская вводит в заблуждение широкого читателя и дезориентирует молодежь… Ненаучная книга Лепешинской — досадное пятно в советской биологической литературе".
Такая оценка, высказанная авторитетами, привела "новаторшу" к крупным неприятностям. Она на время потеряла работу — была вынуждена выйти на пенсию (ей шел уже 77-й год).
На сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 года Лепешинская не выступала. Но через месяц в Академии медицинских наук СССР в течение двух дней (9 и 10 сентября) проходило расширенное заседание Президиума, названное "Проблемы медицины в свете решений сессии ВАСХНИЛ". Она быстро сориентировалась, явилась на заседание, в самом начале попросила слова и в своей речи"…подчеркнула необходимость решительной борьбы со всеми и всякими идеалистическими извращениями, их конкретными носителями и проводниками". Она обвинила в "неправильном к ней отношении и идеалистических шатаниях в теоретических вопросах академика Абрикосова, профессоров Хлопина, Насонова, Токина и др." (15), то есть назвала в основном тех, кто подписал "Письмо 13-ти", но первым указала все-таки имя директора Института морфологии Абрикосова, откуда ей пришлось уйти незадолго до этого на пенсию. И хотя на следующий день академик Хлопин, обращаясь к Лепешинской и к аудитории в целом, сказал: "Я не согласился и не соглашусь с вашим мнением о том, что при существующих ныне условиях клетки могут возникать из какого-либо бесструктурного вещества", а выступивший за ним член-корреспондент АН СССР Д. Н. Насонов"… отметил, что проф. Лепешинская, щедро наделяя людей всевозможными эпитетами, не обосновывает серьезно свои обвинения", час лепешинских пробил. Президиум АМН СССР принял постановление, в котором содержался такой пункт:
