"Освободить проф. А. Г. Гурвича от обязанностей директора Института экспериментальной биологии и проф. Л. Я. Бляхера от заведования лабораторией того же института… Пересмотреть структуру и направления научной деятельности Института экспериментальной биологии с позиций мичуринского учения…" (16).
Были сняты с постов и другие выдающиеся ученые: профессор (в будущем академик АМН СССР) Георгий Францевич Гаузе, академик Лина Соломоновна Штерн (позже арестованная вместе с другими членами Еврейского Антифашистского Комитета, дожившая до смерти Сталина и выпущенная на волю), и многие другие. Вскоре, в начале 1949 года, Лепешинскую неожиданно для всех зачислили в штат Института экспериментальной биологии Министерства здравоохранения СССР, где появился новый директор Жуков-Вережников
. Он принял на должность заведующей лабораторией старую большевичку Лепешинскую, чья подмоченная научная репутация слишком хорошо была известна в среде отечественных биологов.
Вскоре стало ясно, почему Лепешинскую поддержал Лысенко. Заявления о превращении неживого в живое очень ему понадобились. Он твердил, что открыл "закон", согласно которому "новые виды зарождаются в недрах старых видов": "…рожь может порождаться пшеницей, причем разные виды пшеницы могут порождать рожь. Те же самые виды пшеницы могут порождать ячмень. Рожь может также порождать пшеницу. Овес может порождать овсюг и т. д. Все зависит от условий, в которых развиваются данные растения" (17). Ученые отвергали эти заявления, как безумные.
В самом деле, если клетки пшеницы внезапно, в одно мгновение, превратятся в клетки другого вида или рода, то это должно означать, что все макромолекулы в клетках, все внутриклеточные структуры исходного вида или рода станут иными. Как ни был неграмотен Лысенко, но все-таки кардинальные трудности в объяснении таких превращений он не мог не осознавать.
И вдруг до него дошло, что если Лепешинская уверяет, что кроме клеток, есть еще особое, бесклеточное вещество, не живое, но "как бы живое", которое может стать живым, то наверное именно через стадию живого вещества один вид превращается в другой?
Как только до Лысенко дошла великая практическая выгода, исходящая от идеи Лепешинской, он возликовал и принялся за дело. Что-либо проверять, убеждаться в том, что за её словами стоят не одни артефакты, он, естественно, не стал. Он уже убедился на собственном примере, как надо поступать. Распоряжение о правоте взглядов Лепешинской должен издать Сталин. И то ли Лысенко "нашептал" Сталину, что её взгляды нужно силой "укоренить" в СССР, то ли Сталин сам уверился в необходимости провести и в медицине переворот, подобный тому, что он приказал осуществить в биологии и агрономии, но начальник сектора науки ЦК партии Юрий Жданов получил от Сталина приказ провести сессию, подобную Августовской сессии ВАСХНИЛ. К этому времени Жданов уже был зятем Сталина (он вступил в брак с его дочерью Светланой в апреле 1949 года).
Почему Ю. А. Жданов не использовал свою близость к Сталину, чтобы постараться объяснить, что собой представляют нелепые выдумки безграмотной Лепешинской, впрочем, как и неграмотного Лысенко? Ведь их утверждения не отличались от сказок о живой воде.
Секреты жизни и поведения кремлевских "небожителей" тщательно прятали от глаз и ушей посторонних, поэтому казалось невозможным узнать, мог ли прислушаться Сталин к мнению родственников и изменить свои действия, опираясь на знания близких к нему людей. При жизни Сталина большевистские пропагандисты сотворяли сусальный портрет "вождя народов" ялюбящего отца, обожателя детишек и стариков. Фотография Сталина и сидящей на его коленях и прижимающейся к нему маленькой собирательницы хлопка Мамлакат Наханговой всегда печатали в букварях и вывешивали в офисах, строки Михаила Исаковского "Спасибо Вам, родной товарищ Сталин, за то, что Вы живете на Земле" заучивали все школьники в стране. И только десятилетиями позже кое-что стало раскрываться. Стало ясно, что никого Сталин не только не слушал, но что и спорить с ним было опасно даже для близких. Родных Сталина, отправленных им на расстрел, в тюрьмы и в ссылки, было очень много. Говорили, что молодая жена Сталина позволяла себе спорить с мужем, но после одной из перебранок на приеме в Кремле она пришла домой и покончила с собой (правда, поговаривали, что в порыве ярости Сталин сам застрелил её). Дочь Сталина Светлана — выпускница исторического факультета МГУ, закончившая аспирантуру, защитившая кандидатскую диссертацию и занимавшаяся научной работой, при жизни Сталина сменила фамилию отца на фамилию матери — Аллилуева. Она поселилась отдельно от отца, а в 1967 году не вернулась в СССР, буквально сбежав из Индии в США, жила там, в Англии и Швейцарии (ненадолго возвращалась в СССР), потом вернулась в США; она скончалась в Америке 22 ноября 2011 года). На Западе она издала книги, в которых от сусального портрета отца ничего не осталось. Вот как она характеризовала его в книге "Всего один год":
"Он дал свое имя системе кровавой единоличной диктатуры. Он знал, что делал, он не был ни душевнобольным, ни заблуждавшимся. С холодной расчетливостью утверждал он свою власть и больше всего на свете боялся ее потерять. Поэтому первым делом всей его жизни стало устранение противников и соперников" (18).
А еще десятилетиями позже внук Сталина от его сына Василия, Александр Васильевич Бурдонский — театральный режиссер и заслуженный деятель искусств, опубликовал вообще поразительные строки о деде. Оказывается, дед не жаловал и собственных детей, а внуков вообще не хотел знать:
"Я никогда его близко не видел, только на парадах с гостевой трибуны. Сталин внуками не интересовался, да, пожалуй, и детьми тоже. Так что имя Сталина у меня не ассоциируется с общепринятым семейным понятием "дедушка". Бесплотный символ, недосягаемый и недоступный. Доминирующим было чувство страха, связанное с именем деда. Оно рождалось из множества мелочей, обрывков фраз, разговоров в семье, в самой атмосфере, на которую влиял характер Сталина — замкнутый, властный, не знающий милосердия" (19).
Поэтому легко представить, что на самом деле у Жданова-младшего не могло быть никаких рычагов воздействия на тестя. В книге "Двадцать писем к другу" (20) Светлана Аллилуева признала, что отец заставил её будущего мужа беспрекословно повиноваться:
"То же произошло с теорией Менделя-Моргана в генетике, когда отец поддержал Т. Лысенко, польщенный ложным "практицизмом" этого карьериста, ловко игравшего на пристрастии отца к "практике". Я помню, как работавший в отделе науки ЦК Юрий Жданов выступил в 1948 году против Лысенко, которого сейчас же защитил мой отец. "Теперь генетика кончилась!" — сказал тогда Юрий. Подчиняясь партийной дисциплине, Ю. Жданову пришлось "признать" свои ошибки и написать покаянное письмо Сталину, с опубликованием его в "Правде". Его же самого заставили проводить теоретический разгром хромосомной теории "с позиций марксизма" и" (21).
Та же картина открылась позже и в отношении другого большевистского вождя, Н. С. Хрущева, покровительствовавшего Лысенко и не жаловавшего генетиков. Дети Хрущева — сын Сергей, дипломированный инженер, и дочь Рада, закончившая МГУ, были прекрасно образованы, пытались не раз повлиять на отца, чтобы тот перестал патронировать Лысенко. Однако отец не только не хотел прислушиваться к мнению детей, а однажды устроил за ужином форменный скандал, когда Рада и Сергей попытались заговорить с отцом о Лысенко и генетиках. Об этом вспоминал зять Хрущева, член-корреспондент РАН Н. П. Шмелев. Хрущев дал понять детям, что не видит толку от ученых-теоретиков, в особенности от генетиков — "высокобровых", как он их обзывал:
