Вавилов направил длинную телеграмму в "Нью Йорк Таймс", опубликовав её в "Известиях" 22 декабря 1936 года, в которой писал:
"Ложь о советской науке и советских ученых, добросовестно работающих на дело социализма, стала специальностью некоторых органов зарубежной прессы… Многократно мне приходилось печатно и устно выступать во многих городах Соединенных Штатов Америки с сообщениями о советской науке, об исключительных возможностях, предоставленных советским ученым, о роли науки в нашей стране, об огромном прогрессе науки в советское время.
Из маленького учреждения в царское время — Бюро прикладной ботаники — руководимый мною Институт растениеводства за советское время вырос в крупнейшее научное учреждение, имеющее немного равных себе по масштабу институтов в мире. Штат его с 65 человек в царское время в настоящее время дошел со всеми отделениями на периферии до 1700 человек. Бюджет учреждения с 50 тыс. рублей дошел до 14 млн. рублей…
Мы спорим, дискутируем о существующих теориях в генетике и методах селекции, мы вызываем друг друга на социалистическое соревнование, и должен вам сказать прямо, что это сильный стимул, который значительно повышает уровень работы…
Я более, чем многие другие обязан правительству СССР за огромное внимание к руководимому мною учреждению и моей личной работе.
Как верный сын советской страны я считаю своим долгом и счастьем работать на пользу моей родины и отдать самого себя науке в СССР.
Отметая ваше сообщение обо мне и измышления…, что в СССР якобы не существует интеллектуальной свободы, как гнусную клевету, имеющую темный источник, настаиваю на опубликовании этой моей телеграммы в Вашей газете.
Академик Н. И. Вавилов" (23).
Получив копии писем западных ученых и ответ Шакселя, Бауман отправил короткое письмо Сталину и Молотову. Он сообщал, что на Западе активно обсуждают отмену конгресса и споры на сессии ВАСХНИЛ 1936 года, что отдел науки разъясняет всем, что конгресс не отменен, а лишь перенесен. "В связи с этим считаю целесообразным предрешить созыв Генетического Конгресса в СССР в 1938 г.", — писал Бауман (24).
Нельзя исключить, что многие на Западе могли связывать решение советского руководства об отказе от проведения конгресса в СССР с именем Сталина как главного гонителя генетики, и письмо Баумана недвусмысленно на это намекало.
Западные публикации подействовали на Сталина. Всегда игравший значительную роль страх перед тем, а что скажут о нравах правителей СССР на Западе, заставил вернуться еще раз к рассмотрению судьбы конгресса. Правда, заикаться о том, что раньше конгресс отменяли, а сейчас посчитали нужным старое постановление отменить, а новое принять, не стали. О старом никто знать не должен, ведь решения Политбюро всегда считались внутренним делом большевиков, причем делом сверхсекретным, поэтому Сталин распорядился, что можно не афишировать прежнее решение об отказе в проведении международного форума, а сообщить на Запад лишь положительный вердикт. В Политбюро был подготовлен проект решения из двух пунктов: о переносе проведения конгресса на 1938 год и о том, чтобы "вопросы о составе Оргкомитета и программе конгресса передать на решение СНК СССР" (25).
В левом углу страницы расписался помощник Сталина Поскребышев, а затем Сталин, Ворошилов, Каганович, Молотов и были сделаны рукой секретаря записи, что Микоян, Калинин, Андреев и Чубарь — "за" (26). Решение было оформлено девятнадцатым марта 1937 года (важно подчеркнуть, что этот проект решения так и остался проектом: Политбюро ЦК ВКП(б) никогда его окончательно не приняло).
Однако страх, что сведения о поведении партийного руководства СССР все-таки могут уплыть на Запад и стать международно обсуждаемыми, превалировал. Поэтому было решено срочно передать Вавилову (он еще числился в проектах президентом конгресса) известие, что руководство СССР вовсе и не отменяло конгресс, а просто размышляет о том, а не перенести ли его на 1938 год. С оповещением Запада надо было спешить, не допуская шума по этому поводу.
Теперь от Вавилова требовалось, чтобы он известил западных коллег. Вавилов в апреле 1937 г. сообщил новость председателю Постоянного международного комитета по проведению генетических конгрессов О. Л. Мору. Но Мор обратил внимание на то, что приложенное к письму официальное извещение о решении советских властей провести Конгресс в Москве в 1938 году было подписано в качестве генерального секретаря оргкомитета Мейстером, а не Левитом. Слухи о расправе с Левитом подтверждались.
Стараясь поуспокоить западных коллег и предотвратить перенос Конгресса из СССР, Вавилов подготовил письмо, которое перевели на английский язык. Он дал его подписать сначала ведущим сотрудникам ВИРа, известным на Западе, — Левитскому и Карпеченко, затем подписался сам, после чего под ним поставили свои подписии ученые из других городов. Оно было датировано 23 июня 1937 года и адресовано видному британскому ученому-коммунисту Дж. Б. С. Холдейну (27). На двух с половиной страницах крупнейшие советские генетики извещали коллег на Западе, что для паники в связи с отменой конгресса оснований нет, и что он в СССР всё равно состоится:
"Проф. Кольцов и проф. Серебровский никогда арестованы не были… Подобно фантастической новости об аресте проф. Н. И. Вавилова, которая появилась в декабре 1936 в "Нью-Йорк Таймс", новая сенсация относительно арестов профессоров Кольцова и Серебровского — чистая ерунда и провокация. Скорее всего эта провокация исходит от определенных кругов, намеревающихся помешать организации Генетического Конгресса в СССР.
В СССР ученые имеют право обнародовать свои научные взгляды совершенно свободно, и аресты на основании научных мнений совершенно невозможны и противоречат всему духу Советской Социалистической Конституции" (28).
Письмо заканчивалось словами:
"Мы хотим подчеркнуть, что существуют все необходимые условия для того, чтобы 7-ой Международный Генетический Конгресс состоялся в августе 1938 года в СССР и что Академия Наук СССР, Организационный Комитет и все генетические институты нашей страны сделают все возможное, чтобы обеспечить успех Конгресса" (29).
Затем против фамилий Левитского, Карпеченко, Вавилова, Мейстера, Навашина, Кольцова, Серебровского, Дончо Костова, Левита, Дубинина, Сапегина, Кисловского и Гершензона каждый расписался.
Таким образом похоже, что в конце июня 1937 года ведущие генетики страны еще верили в то, что Политбюро и на самом дел согласится принять ученых со всего мира в Москве. Однако одна деталь позволяет думать, что вопрос о конгрессе оставался висеть в воздухе. Дело в том, что в общем документе относительно решений данного заседания высшего партийного органа пункт о конгрессе отсуствовал. В бумагах Политбюро был найден лишь отдельный листок, на котором и был записан проект решения о возможности проведении конгресса в 1938 году (30). Не менее интересным было то, что к листку прикрепили еще одно письмо от 31 января 1937 года. Заведующий Сельскохозяйственным отделом ЦК ВКП(б) Яков А. Яковлев подготовил на имя Сталина и Молотова докладную записку, в которой заявлял, что "программа конгресса составлена неправильно, а практическая работа оргкомитета не обеспечивает проведения конгресса в соответствии с интересами нашего государства" (31). Яковлев отбросил всякие уловки в отношении того, как бы обеспечить "свободные дискуссии". Вместо этого он предлагал ввести партийно-полицейский контроль за организацией конгресса. Для обоснования этого кардинального положения он сформулировал два пункта: устранить якобы имеющийся уклон на конгрессе в сторону "фашистской генетики" и даже перевес её над нефашистской и не допустить перевеса генетических взглядов (как было сказано, "сторонников антидарвинистских теорий неизменчивости наследственных свойств в бесконечном ряду поколений") над ламаркистскими. Такая забота еще близкого в тот год к Сталину Я. А. Яковлева приоткрывала завесу над тем, чьи взгляды старательно оберегал товарищ Яковлев. Оба пункта были сталинскими. Надо было ему угодить.
