— Почему нет?
— Дорога закрыта.
— Как долго она будет закрыта?
— Некоторое время.
В этой части мира «некоторое время» — это последнее, что вы хотите услышать. Войны были выиграны и проиграны в течение некоторого времени. Империи расцвели и пали в течение некоторого времени. Проблема заключается в том, что «некоторое время» может означать пять минут, пять дней или пять лет. Не имеет значения, что вы ждете — следующего автобуса в Бомбей или пересадки почки, это случится через «некоторое время». Или нет.
— Тогда нам нужен альтернативный маршрут, — вежливо предлагаю я.
Таши и водитель находят эту идею очень смешной. Я понимаю это, потому что они хохочут и шлепают себя по коленям.
— Какой забавный сэр, — ха-ха, — альтернативный маршрут, — ха-ха.
Нет альтернативного маршрута. Существует один маршрут: Национальное шоссе Бутана — единственная дорога в стране, и едва ли ее можно назвать дорогой, поскольку на ней еле помещается один автомобиль.
Так что мы сидим и ждем, подобно Будде. Это дает мне несколько минут, чтобы отдышаться, что на этой высоте настоящий подвиг, и оценить, где я нахожусь.
Почему я здесь? Как Бутан вписывается в мой атлас блаженства? Да, страна напоминает хилтонскую Шангри-Ла, и, по крайней мере то, что я вижу, чрезвычайно привлекательно. Счастье даже в национальном гимне страны: «Учения Будды пышно растут в цветении, позволяя людям сиять, словно солнце мира и счастья!» Это и есть политика Бутана в отношении ВНС.
Валовым Национальным Счастьем измеряется здесь не прогресс нации или ее баланс, но счастье или несчастье народа. Эта концепция показывает глубокие различия между тем, как мы думаем о деньгах и удовлетворении и обязательствах правительства перед своим народом.
Но у меня есть сомнения. Является ли Бутан действительно «лабораторией человеческого улучшения», как один наблюдатель назвал его? Или это просто еще одна дыра, чтобы использовать безвкусный термин иностранного корреспондента для стран, где власть коррумпирована, дороги медленные, а кофе растворимый?
Я не могу ответить на любой из этих вопросов и вместо этого нахожу утешение в словах Конвея, которыми он пытается успокоить своих компаньонов, застрявших в Шангри-Ла: «Мы здесь, потому что мы здесь; если вы хотите объяснения, я бы предпочел успокоиться». И наконец, после ожидания в течение некоторого времени дорога в Тхимпху вновь открывается, и мы грузимся в «Toyota». Я быстро обнаружил, что вождение в Бутане не для смиренных. Крутые повороты, крутые обрывы (без перил), водитель, который твердо верит в реинкарнацию. На дорогах Бутана атеистов нет.
К счастью, я спал большую часть путешествия, пробуждаясь, когда машина, ревя, взбиралась по крутому склону. Бутанские школьники, их болтовня и смех по дороге из школы — часть нашего путешествия на «Corolla», как Красное море для Моисея. Они делают это без ехидных замечаний или грязных взглядов. Что-то еще, что здесь есть, или, вернее, чего здесь нет. Нет рекламных щитов или неоновых вывесок — вряд ли есть реклама в Бутане, и неоновые вывески запрещены. Тем не менее я нашел этот нарисованный знак, подпертый двумя кусками дерева на обочине дороги:
Когда последнее дерево срублено,
Когда последняя река высохнет,
Когда последняя рыба поймана,
Только тогда человек поймет, что он не может есть деньги.
Я обдумываю эти слова, пока «Corolla» тянет до гостевого дома на вершине холма. Я поздоровался и проявил уважение ко всем сотрудникам. Еще один белый шарф заарканил мою шею, а потом я пошел наверх, в свою комнату. Хозяйка, красивая женщина по имени Сангай, сообщает мне, что Ричард Гир однажды оставался в той же самой комнате.
— Я помню это очень отчетливо, — говорит она. — Он сказал… как же он выразился? Вот! В комнате вид на миллион долларов.
Вид действительно замечательный: город Тхимпху, с его белыми основаниями и зелеными крышами домов, лежит прямо внизу, выше видны горы и тонкие облака на горизонте. Но «вид на миллион долларов» кажется мне не совсем подходящим термином, чтобы применить его здесь, в Бутане, стране, где деньги играют наименьшую роль.
Обессиленный, я плюхаюсь на матрац. Я закрыл глаза и попытался представить себе Ричарда Гира, лежащего на этой самой кровати. Мне не нравится представшая перед глазами картина, так что я лучше подумаю о бейсболе. Ничего личного. Я ничего не имею против Ричарда Гира.
На самом деле, я могу честно сказать, что, если бы он был лучшим актером, я, возможно, не женился бы. На первом свидании со своей будущей женой мы пошли смотреть фильм с Ричардом Гиром «Гринвич Виллидж». Его персонажа звали мистер Джонс, и он был так плох, на очень многих уровнях, что мы провели остаток вечера, обсуждая его, что создало глубокую и прочную связь между нами, которая длится по сей день. Так что теперь у меня есть шанс, и я говорю: спасибо, Гичард Гир.
Я сплю беспокойно, мои сны прерывисты — я подозреваю, что это из-за высоты. Я просыпаюсь на следующее утро под звуки, крики и улюлюканье в отдалении. Восстание? Государственный переворот?
— Нет, это, вероятно, матч по стрельбе из лука, — говорит Сангай, пока я ем яйца всмятку и тост на завтрак.
Стрельба из лука является национальным видом спорта в Бутане. Эти игры проходят с силой и шумом. Бутанцы молятся тихо — все остальное они делают оглушительно.
Мне нужно убить какое-то время, прежде чем Таши подбирает меня, так что я решил сделать то, что было немыслимо в Бутане до самого последнего времени. Я смотрю телевизор. Бутан был последней страной в мире, в которой появилось телевидение в 1999 году, быстро став незаменимой и противоречивой частью жизни. Бутанские подростки, по причинам не совсем понятным, быстро пристрастились к передачам о рестлинге. Правительство запретило каналы, которые показывали эти матчи. Это сработало. На какое-то время. Тогда другие каналы начали показывать борцовские схватки. После столетий изоляции Бутан оказался захвачен Халком Хоганом и ему подобными.
Сангай Нгедуп, бывший премьер-министр, выразил озабоченность, которую разделяют многие бутанцы. «До недавнего времени мы предпочитали не уничтожать насекомых, а теперь бутанцы смотрят по телевизору, как людям вышибают мозги дробовиком», — рассказал он британской газете The Guardian.
Выпуск новостей на BBS — Butan Broadcasting Service — выглядит довольно оригинально. Ведущий одет в гхо, читает новости так, будто рассказывает байки своим приятелям. Позади него вид на дворец в Тхимпху, бутанский эквивалент Белого дома. Внизу я могу только едва разглядеть закорючки. Подожди минуту. Эти закорючки движутся. Что происходит? Я придвигаю мой стул ближе к экрану.
Боже мой, у них есть бегущая строка! Только семь лет телевидения, и она уже у них есть. И вот прогресс семимильными шагами идет по Бутану в двадцать первом веке. Сейчас у них есть даже интернет-кафе, и мобильные телефоны, и многие другие признаки цивилизации, по крайней мере цивилизации примерно 1973 года. Имейте в виду, что это страна, в которой до 1962 года не было ни одной дороги, школы или больницы. До 1974 года у них не было даже национальной валюты.
