Почему же это такой сюрприз? Тут виноваты два типа людей: журналисты и философы. Средства массовой информации, к которым я также отношусь, виновны в том, что рассказывают, как правило, только плохие новости: войны, голод, эпидемии, последние скандалы Голливуда. Я не имею в виду, что стоило бы замалчивать и занижать уровень проблем в мире, и, Бог мне свидетель, я всегда стремился рассказывать объективно. Но все же журналисты в целом рисуют искаженную картину мира.
Но философы еще хуже — эти белые европейские парни, как правило, носят все черное, слишком много курят и от них невозможно получить никаких цифр. Так что они болтаются в одиночку по кабакам, думают о вселенной и — сюрприз! — решают, что мир — довольно гадкое место. Это так, если вам случилось стать одиноким, задумчивым, тонкокожим белым парнем. Счастливый человек, к примеру, в каком-нибудь Гейдельберге восемнадцатого века был слишком занят своей счастливой жизнью и не писал долгих бессвязных талмудов, мучая тем самым неоперившихся студентов колледжа в Блумингтоне, которые непременно должны изучить 101 том философии, чтобы сдать экзамен.
Хуже всех был Фрейд. Будучи не очень-то вдумчивым философом, Фрейд сделал все, чтобы сформировать наши взгляды на счастье. Однажды он сказал: «Стремление к счастью не заложено в человеческой природе». Замечательное утверждение, тем более что оно исходит от человека, чьи идеи ковали основу системы нашего психического здоровья. Представьте себе, что вы врач и читаете строки какого-нибудь дремучего доктора из Вены, который заявляет: «Стремление к здоровому телу не заложено в человеческой природе». Мы бы, вероятно, посадили его или, по меньшей мере, лишили лицензии. И уж точно не стали бы основывать медицинскую систему на его идеях. Тем не менее это именно то, что мы сделали с Фрейдом.
Итак, большая часть мира счастлива? Это ко мне не относится. Я человек, и я не особенно счастлив. Это заставляет меня задуматься — где я нахожусь на шкале Винховена. Честно говоря, раз уж я беру на себя труд писать это, то, пожалуй, мой уровень можно оценить на шесть баллов. Это делает меня значительно несчастнее моих соотечественников-американцев, но, в соответствии с ВБД, я бы чувствовал себя как дома в Хорватии.
Я склонен согласиться с лингвистом и довольно дотошной леди Анной Вежбицкой, которая, столкнувшись с этой гипотезой, разумно задает вопрос: «Кто эти люди, заявляющие, что они счастливы?»
Действительно, кто они? У меня болит голова. Неужели моя миссия по поиску счастливейших мест бесполезна? И тут я замечаю, что одна страна показывает стабильно высокий уровень счастья — не самый высокий в мире, но все же близко к этому. К тому же оказывается, что это как раз та страна, в которой я сейчас нахожусь.
Я возвращаюсь в свое кафе, заказываю пиво и размышляю о голландском счастье. Почему Нидерланды, довольно непримечательная страна, так счастлива? Для начала, голландцы — европейцы, и это значит, что они не беспокоятся о медицинской страховке или о своей работе. Государство всегда позаботится о них. Они получают квадриллион недель отпуска ежегодно и, будучи европейцами, пользуются ими без каких-либо дополнительных затрат, что является огромным преимуществом по сравнению с американцами. Приводит ли такое довольство к счастью, думаю я, потягивая свое пиво? Нет, должно быть что-то еще.
Толерантность! Это нация «не лезь в мою жизнь». Народ, где кажется, что все взрослые уехали из города и остались одни тинейджеры. Причем не только на выходные. А навсегда.
Голландцы будут терпимы ко всему, даже к нетерпимости. За последние десятилетия они с распростертыми объятиями встретили мигрантов со всего мира, в том числе людей из таких стран, где не терпят свободу вероисповедания, работающих женщин за рулем и с открытыми лицами. Голландская толерантность несколько теряет в цене, когда мы читаем новости вроде убийства режиссера Тео ван Гога мусульманским экстремистом. Но все же исследование Винховена говорит о том, что счастливые люди, как правило, толерантны.
Что именно питает голландскую толерантность каждый день? Три вещи приходят на ум: наркотики, проститутки и велосипеды. В Нидерландах все три этих вида деятельности законны. Все три могут привести к счастью при условии соблюдения определенных мер предосторожности. Если вы надеваете шлем во время езды на велосипеде, например.
Мне нужно исследовать одно из этих направлений поглубже, для того чтобы понять сердце голландского счастья. Велоспорт, безусловно, стоит того, и только Бог знает, как голландцы любят свои велосипеды, но на улице слишком холодно, чтобы сесть в седло. Проституция? Эта деятельность происходит в помещениях, так что погода не станет препятствием. И она явно делает многих счастливее. Но жена не поймет. Она поддерживает мое исследование счастья до определенных пределов, и пользование услугами голландской проститутки лежит за этими пределами.
Значит, наркотики. Легкие наркотики, марихуана и гашиш, легальны в Нидерландах. Они подаются в кофешопах, где подают совсем не кофе. Просто «кофешоп», конечно, звучит солиднее, чем «наркопритон».
Но какой из них мне выбрать? В Роттердаме выбор более чем широк. Кажется, каждая третья или четвертая витрина — это кофешоп. Я вижу один под названием «Высокие небеса», но название уж слишком… банально. Другие выглядят слишком уж неординарно. Я не занимался ничем подобным с младших курсов колледжа и не хочу быть обманутым.
И тогда я нахожу его. Кофешоп «Альфа-Блонд». Идеально. К тому же помимо потрясающего названия в кофешопе есть вентиляция — открытое окно, — что является неоспоримым плюсом. Я нажимаю на звонок и поднимаюсь по узкой лестнице. Внутри стоит стол для настольного футбола, кулер, заполненный фантой и кока-колой, а также множество спикеров и драже M&M’s — детские развлечения. Я удивленно обнаруживаю в этой «кофейне» самую настоящую кофемашину, которую, похоже, не использовали уже пару месяцев. Прикрытие, понимаю я.
Играет плохая музыка 70-х, к тому же слишком громко. На одной стене я вижу картину, которая будто написана талантливым шестиклассником. На переднем плане автомобиль, который только что врезался в дерево, и дым аварии уплывает за горизонт. Подпись на картине гласит: «Некоторые картины существуют только в наркотическом дурмане». Не уверен, имеется ли в виду предупреждение о недопустимости вождения в состоянии опьянения или же эта картина написана в поддержку этой практики.
Все здесь кажется довольно обычным, за исключением, конечно, меня. Я мгновенно переношусь обратно в мою комнату в Нью-Джерси. Пытаясь выглядеть крутым, пытаясь вписаться в мейнстрим, но потерпев фиаско.
Смуглый человек подходит ко мне и на ломаном английском объясняет меню. Сегодня у них есть отличная тайская марихуана, — говорит он так, будто описывает суп дня, — а также два типа гашиша: марокканский и афганский.
Я в растерянности. И прибегаю к обычному в таких случаях способу — спрашиваю официанта о рекомендациях.
— Вы предпочитаете помягче или посильнее? — спрашивает он.
— Помягче.
— Тогда я определенно выбрал бы марокканский.
