— Мы, буддисты, соблюдаем только пять заповедей. Не впадать в одурманивание — одна из них, — говорит он, потягивая джин.
У меня есть много вопросов для Самета, я хочу добраться до них, прежде чем он сползет из приятного опьянения в бессвязное. Я начинаю с принятия решений. Действительно ли кармический счет в банке имеет такое большое значение?
— На самом деле, да. Это очень просто. Вы накапливаете отрицательную энергию, которую вы компенсируете, сделав положительные поступки.
Духовное исчисление, которое понравилось бы любому бухгалтеру.
А как насчет санук, веселья? Тайцы считают это очень важным, да?
Его глаза загораются, и он несется прямо в неожиданном порыве трезвости.
— Аааа, санук. Если это не санук, это не стоит делать. Люди будут уходить в отставку с хорошо оплачиваемой работы, потому что это неинтересно.
— Но каждый любит получать удовольствие. Мы, американцы, практически изобрели веселье.
— Да, но вы, американцы, приняли ваше удовольствие очень серьезно. Мы, тайцы, этого не делаем. Мы не верим в формулу «work hard, party hard». Наше веселье длится весь день.
— Что вы имеете в виду?
— Это может быть улыбка или смех во время рабочего дня. Это не так напряженно, как и в Америке. Кроме того, наши модели праздников различны. Мы не берем отпуск на весь месяц август, как европейцы. Мы берем выходной день здесь, неделю отдыха там. Все вперемежку.
Самет достает ручку, до смешного дорогую ручку, судя по всему. Ясно, что он возбужден, и он пишет что-то и показывает это мне. Я понятия не имею, что он написал. Это на латыни.
— Это означает «вы будете как я». Разве не фантастика? — говорит он громко, что меня начинает сильно беспокоить.
Может быть, мне пора идти. Но нет, он снова успокоился и рассказал мне о своем брате, «хорошем буддисте».
Он медитирует каждый день.
— Вы медитируете? — спрашиваю я.
— Нет. У меня западный ум. Когда я пишу, впрочем, это своего рода медитация.
— Вы счастливы?
— В двух словах, да. В христианских терминах, я грешен. Но я компенсировал это с учетом реальных заслуг, хотя и неосознанно.
Чем больше я выпиваю бутанского виски, тем больше наш разговор начинает блуждать. Я пытаюсь дисциплинировать себя, чтобы придерживаться вопросов, которые я написал заранее, но потом, неожиданно, у меня случается вспышка mai pen lai, так что я решаю пустить разговор на самотек.
И поэтому мы говорим о Бангкоке. Это как мини-Шанхай, говорит он мне, в том смысле, что все меняется каждые несколько месяцев, так что даже жители должны постоянно переучивать город.
— Бангкок является глобальным городом, спланированным разнообразно, как спагетти. Он яркий. Конечно, Париж и Лондон яркие, но вы идете в универмаг в Париже или Лондоне, и люди там не улыбаются. Здесь они улыбаются, и храмы, о, храмы, и узкие переулки, где вы можете получить божественную тайскую еду всего за несколько батов.
Самет просит меня остаться и выпить еще, но я вежливо отказываюсь. Когда я встаю, чтобы уйти, я вижу печаль в его глазах. Самет, я думаю, любит проводить время по-американски. Он, вероятно, не может делать это очень часто. У меня создается ощущение, что он мог бы говорить и пить много, много часов.
Некоторые думают о городах как о безбожных местах. Тем не менее одним из первоначальных намерений городов было обеспечить места для общения с богами, и именно в городах, а не в сельской местности, где христианство впервые зародилось.
В Бангкоке священное и обыденное существуют бок о бок, как разведенная пара, которая по финансовым причинам продолжает жить вместе. Не идеальное расположение, но и не столь спорное, как это может показаться на первый взгляд.
Я сажусь на наземный монорельс, который скользит через Бангкок, словно через мир Disney. Я смотрю на улицу и вижу буддийский храмовый комплекс, золотой и сверкающий, зажатый между двумя торговыми центрами. Я выхожу и прохожу несколько кварталов к Erawan Shrine. Современная легенда окружает святыню. Несколько лет назад рабочие, строящие новый высотный отель, столкнулись с рядом проблем. Машины сломались. Казалось, что все шло не так, как надо. Тогда кто-то подал идею. Построить храм, чтобы успокоить богов. Они сделали это, и проект прошел гладко.
Сегодня тайцы довольно быстро окружают свои святыни рутинным. Место не показалось мне особенно божественным, особенно в окружении целого пантеона западных богов: «Burberry», «Louis Vuitton», «McDonald`s», «Starbucks».
Тем не менее, кажется, никто не замечает несообразности. В воздухе пахнет ладаном или это выхлопные газы автомобилей? Человек ставит корзинку с коричневыми яйцами в качестве жертвы. Другие становятся на колени, неподвижно и молча.
Знак говорит: «По соображениям безопасности, пожалуйста, не зажигайте свечи». Люди все равно делают это, и охранник тушит их, размахивая своей большой соломенной шляпой.
Да, это тихий оазис в центре Бангкока, но несколько лет назад сумасшедший человек использовал молоток, чтобы уничтожить золотую статую святыни. Холодные сердца не устояли. Толпа немедленно обступила его и забила до смерти. Таиландские СМИ осудили убийство человека и оплакали потерю статуи.
Я продолжаю лавировать по Бангкоку. Азиатские города — крепкие орешки. Так много остается невидимым в простом. Сомерсет Моэм наблюдал это, когда путешествовал по этому региону в 1920 годы. «Они остаются твердыми и блестящими… и не дают вам ничего. Но когда вы оставите их с чувством, что вы пропустили что-то, и вы не можете избавиться от мысли, что у них есть какой-то секрет, который они утаили от вас».
Я иду через Чайнатаун. Он не похож на музееподобные китайские кварталы, как в некоторых городах, зато скорее выглядит процветающей, живой частью города. Влияние Китая в Таиланде простирается на много веков назад и продолжается по сей день.
Я прохожу множество небольших магазинов. Бегают плешивые собаки, сидят люди, играющие в какую-то настольную игру.
Магазины и многие дома открыты для публичного просмотра, физическая неприкосновенность частной жизни является менее важным в этой части Азии, чем на западе. Я чувствую себя так, будто обладаю рентгеновским зрением и могу видеть вещи, которые, как правило, скрыты от глаз: семья готовит ужин, человек стрижется.
Я вижу человека, сидящего спокойно в магазине. Он одет в джинсы и отдыхает в кресле. Его глаза закрыты. Я предполагаю, что он спит, но потом понимаю, что он просто нашел момент покоя в хаосе. Он открывает глаза, и я смотрю в сторону, смутившись.
В передней части каждого магазина, каждого дома есть дух дома. Он выглядит как сложный, красивый скворечник. Идея заключается в том, что, давая злым духам место обитания, их собственное помещение, вы тем самым отваживаете их от вашего фактического дома. Как гостевые коттеджи в Майами. Тот же принцип.
