Книга Как я стал знаменитым, худым, богатым, счастливым собой, страница 73. Автор книги Эрик Вейнер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Как я стал знаменитым, худым, богатым, счастливым собой»

Cтраница 73

Паб — это единственное место, где британцы отбрасывают свою родную застенчивость. Само название предприятия «паб», в конце концов, это сокращенная версия «публичный дом» — суть которого в том, чтобы поощрить людей к взаимодействию. Вот почему в английском пабе никогда нет официантов, вместо этого меценаты вынуждены заказывать свои напитки в баре, где они неизменно сталкиваются с другими, которые делают то же самое. Разговор движется по кругу, запинающийся британский разговор, но разговор, тем не менее.

Английская склонность к строгим правилам поведения распространяется и на пабы. Роб говорил мне: не представляйся сразу. Это считается «по-американски надоедливым». Я принимаю к сведению, а также тот факт, что в Соединенном Королевстве слову «американский» в большинстве случаев предшествует слово «надоедливый».

Найти паб в английском городе так же легко, как найти церковь в Алабаме. Слау предлагает несколько вариантов. Мне нравится внешний вид «Hershel Arms», названный в честь самого известного выходца из Слау сэра Уильяма Гершеля, астронома короля Георга III.

Несмотря на английскую родословную, «Hershel Arms» принадлежит остроумному ирландцу по имени Том. Внутри настоящая барахолка. Старая вывеска «Нервные таблетки Болдуина», которая утверждает, что лечит все, старое радио 1930 годов и еще один плакат, предупреждающий об опасностях «нервозности, раздражительности, вспыльчивости, страха и трепета»: «Избегайте похмелья. Оставайтесь пьяным».

Я сажусь в баре, следуя совету Роба, держу банкноту в пять евро в руке.

— Вполне допустимо, что персонал бара поймет, что вы ждете, чтобы к вам подошли, если вы держите деньги или пустой стакан в руке, — советует он. Но, впрочем, в этом, возможно, не было необходимости, так как я единственный посетитель в пабе.

Пиво подают теплым, но, конечно же, все же пригодным для питья. Я впитываю явно старосветскую атмосферу, когда в окне вдруг вижу исламский книжный магазин с ясным и четким сигналом на витрине: «Аллах велик». Аллах и пабы — мило. Я делаю глоток теплого пива и молча произношу тост за новую Британию. Боже, помоги ей.

Я пришел сюда, чтобы поговорить с настоящим жителем Слау, но я в то же время нервничаю. Кейт Фокс напугала меня своим наблюдением, что «каждый паб имеет свой собственный код из шуток, прозвищ, фраз и жестов». Как я мог их знать?

Моя тревога достигает максимума, когда в дверях появляется хорошо одетый долговязый человек. Лет шестидесяти, наверное. Он одет в спортивную куртку, которая странно сочетается с носовым платком, аккуратно сложенным в кармане.

— Ужасная погода.

— Да, — я говорю, — ужасная.

Последние два слова звучат смешно из моего американского рта, но человек либо не замечает, либо слишком вежлив, чтобы сказать что-нибудь.

Он наклоняется ко мне и говорит:

— Вы знаете, что этот паб назван в честь Уильяма Гершеля? Он был астрономом.

— Да, я слышал об этом.

— Знаете ли вы, что он обнаружил одну из планет?

— Нет, если честно, какую из них?

— Уран.

Неловкая пауза. Я стараюсь не хихикать. Я беру глоток пива. Подавляю другой смешок. И, наконец, он спасает меня.

— Я знаю. Довольно банально, правда?

С этими словами, мы разделяем хороший, сердечный смех.

Лед правил сломан, я осторожно спрашиваю человека о Слау, стараясь не задеть его чувства к родине.

— Так что, я понимаю, что вы знакомы с, эм, репутацией Слау.

— Это вполне заслуженно. Это богом забытое место. Полное дерьмо.

Так много чувств к родине. Он что-то слышал о том, что Слау пытались сделать счастливым, но глубоко скептичен на этот счет. Он выражает этот скептицизм не тонким английским языком тела, но большим количеством копрологических ссылок.

— Смотри, если у вас есть что-то фундаментально дерьмовое, вы не можете сделать с ним что-то глобальное, правда же? — Вот таким нехитрым набором слов человек развенчал весь эксперимент со счастьем и большую часть движения положительной психологии.

Я не знаю, как реагировать, так что я перехожу на более безопасную тему.

— Хороший паб, правда?

— О, он был таким раньше. Но теперь это лишь декорация. Теперь они подают тут обеды. — Он говорит это с таким моральным отвращением, как будто паб начал торговать героином.

Мы говорим и пьем. Я заказываю еще выпивки, Кейт Фокс предупреждала меня, что так и будет. Его зовут Джеффри, и эта информация столь же драгоценна, как и любые разведданные ЦРУ. В Великобритании выяснить чье-то имя — не проформа. Это достижение.

Мы много пьем и смеемся, и я не могу вспомнить, над чем именно. Я никогда раньше не видел, чтобы кто-то так смеялся. Его тело жесткое и прямое, как у солдата, и Джеффри наклоняет торс назад, так что оно оказывается под углом сорок пять градусов к его ногам. Это очень контролируемый смех и, в этом смысле, очень английский смех.

Даже в пьяной атмосфере паба англичане остаются экономичными в своих эмоциях. Личная информация выдается скупо и рассудительно, как шоколад премиум или прекрасное вино. Как скажет вам любой экономист, дефицит создает стоимость. Так что, когда британец открывается, выставляет свои раны, где болит, это более ценно, более значимо, чем когда американец делает это. Впервые с тех пор, как я приехал в Англию, я ценю добродетель скрытности.

Я многое узнаю о Джеффри. Я узнаю, что он предпочитает холоду теплую погоду, что он считает, что «глобальное потепление — хорошая штука». Я узнаю, что он, кстати, летит на египетский курорт на следующей неделе и что он «не сдрейфит, если самолет начнет падать», потому что у него была хорошая жизнь. Я узнал, что жена Джеффри умерла три года назад и что он очень скучает.

Я подозреваю, что это является причиной, по которой Джеффри остается в Слау, хотя, конечно, он никогда бы не признался в такой сентиментальности. Отношения между смертью и географией усложняются. Иногда, когда случается невыразимая трагедия — когда кто-то теряет ребенка, например, — люди чувствуют себя обязанными немедленно покинуть сцену, надеясь, что за счет изменения физического местоположения они могли бы облегчить невыносимое горе, давящее на них. Иногда, однако, мы вынуждены остаться. Место — это все, что остается, и оставить его — будет предательством. Это, я думаю, случай Джеффри.

Он не любит Слау, но он любил свою жену, любил ее здесь, в этом столь оклеветанном городе в графстве Беркшир, так что он остается здесь.

Конечно, он думал об отъезде, говорит мне Джеффри, но он не может заставить себя сделать это.

— Я имею в виду, в конце концов, вы приходите домой, потому что это то место, где вы живете.

Эта последняя фраза кажется мне очень глубокой, хотя в моем затуманенном пивом разуме я уже не могу точно определить, почему. Только на следующее утро, после того, как я вернулся в свой отель и рухнул в глубокий сон, меня осеняет. Вы приходите домой, потому что это место, где вы живете. Это был прозаичный, английский путь, которым Джеффри сказал то, что все мы слишком хорошо знаем, чтобы быть правдой: дом там, где сердце.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация