– Вот это махина! – Мишка впервые увидел поезд не по телевизору и даже забыл о разбитых коленках и руках. Он упирался ими в насыпь и ощущал, как дрожит земля, хотя поезд уже растаял в горячем мареве.
– Может, домой двинем? – Над насыпью появилась голова Димки. – Не дай бог, задавит. Видал какой?
– Мы как дикари в своем Ловчем! – Мишка стукнул кулаком по насыпи. – Ничего не видим, не знаем. А тут вон поезда… – Он ткнул пальцем в сторону, где исчез поезд, и прищурился, куда-то вглядываясь. – Что это? Гляди, Димка!
Следом за Димкиной появилась голова Егора и повернулась, куда указывал Потапыч.
– Вроде мост… – пожал он плечами. – Я есть хочу.
– Ты прожорливый, как утка! – вспылил Мишка. – Все приключение своим нытьем портишь. По шли! – Он вскарабкался по насыпи и, перескакивая со шпалы на шпалу, побежал вперед.
Это и в самом деле было что-то вроде моста со старинной кладкой под полотном железной дороги. В этой арке протекал ручей, впадающий в Дон.
– Ух! – сказал Потапыч. Его васильковые глаза блеснули, и он полез вниз.
Тут насыпь оказалась круче, камни скатывались с шумом, поднялась пыль.
– Смотри, шею свернешь! – остерег сверху Димка.
Егор сунул в рот травинку и сел на шпалу, боясь обжечь зад на рельсах.
Внизу густо росла трава, из арки тянуло сыростью и затхлостью. Ручей был мелкий и холодный. Но Мишку влекло в тоннель. Словно зачарованный, он прошел по ледяной воде, ёжась, и вспомнил про сандалии, почувствовав, что они снова намокли.
Глаза привыкли к полумраку. Отчетливо виднелись светлые выходы из тоннеля. Мишка остановился посередине, глядя на сводчатый потолок. С него сочилась вода, зеленая от покрывавшего стены налета.
Ручей журчал по центру пещеры, а по краям были камни, как узкие тротуары.
Потапыч прикоснулся к одной из стен и отдернул руку, словно тронул лягушку, холодную и скользкую. Вдруг все вокруг затряслось, с потолка посыпалась пыль. Мишка заметался вправо, влево, но, так и не решив, куда бежать, упал на землю, вернее, в воду.
Над ним страшно гудело и выло, все тряслось, и Мишка трясся и кричал, но его голоса не было слышно. Когда все стихло, он открыл глаза и покрутил головой.
– Ты там живой?
Он поднялся на колени и увидел в просвете арки заглядывающего внутрь Димку. Тут же взгляд Потапыча привлекло что-то тускло блеснувшее, то, чего не должно было быть среди старых замшелых булыжников.
В основании свода, под выщербленным камнем, лежал нож. Мишка вытащил его и осмотрел, но в тоннеле было темновато, и он вышел с находкой на свет.
– Ого! – Димка склонился над ножом, разглядывая его. – Это что, маньяк оставил? Он же заржавел от крови.
– Тьфу на тебя, Димка! – вспылил Потапыч, хотя его передернуло при мысли, что друг, может быть, прав и какой-то страшный человек, убийца, уходя от погони, спрятал орудие преступления под мостом.
Первым порывом было выбросить нож, но, рассмотрев его на свету, Мишка решил, что кинжал старый, и сунул его за пояс шорт. Он огляделся, решая, куда бы еще пойти.
– Мишка, домой уже надо. Смотри, где солнце. Пока доберемся… – Димка понизил голос деликатно, чтобы Егор, сидящий на насыпи, не слышал. – Ты же деньги стащил. Тебя папка взгреет.
– Ничего не взгреет, – неуверенно ответил Мишка. – Он и не заметит. Это вас папаша лупит почем зря.
Потапыч не лукавил. Отец и правда обычно только грозился ремнем, но до серьезной трепки дело почти никогда не доходило. Последний раз, как Мишка смутно помнил, это случилось больше года назад, когда ему взбрело в голову полезть на крышу дома запускать змея. Дождавшись, когда сын слезет, не переломав себе шею или все кости, Петр Михайлович влепил ему пару горячих, а потом обнял и сказал, что такой выходки больше не переживет.
Чутье Мишке подсказывало: в этот раз объятий не будет, а будет трепка. Если отец и не обнаружит пропажу денег, то тетка поспешит ему сообщить о том, что Потапыч целый день где-то шлялся, не занимался английским, порвал шорты, испортил новые сандалии, ободрал колени и ладони.
– Он и не заметит, – еще раз пробормотал Мишка и торопливо полез на рельсы.
Через полчаса они вышли на берег, но лодки там не нашли.
– Кирька нас пришибет! – ахнул Егор.
– Уплыла-а! – протянул Димка.
– Болваны! – подытожил Потапыч. – Мы не туда вышли. Она не могла уплыть, мы же ее на берег затащили. Егор, ты идешь вправо, мы с Димкой – влево, и кричи, если найдешь.
– Не пойду, – заартачился Егор. – Тут змеи кишмя кишат!
– Ну и сиди здесь. Мы лодку найдем, а тебя не позовем.
Они с Димкой пошли, а Егор уселся на берегу, но сидел недолго – побежал следом за ребятами.
Комары, словно сидели в засаде, вылетали военизированными бригадами из камышей, мелкие и злые. У Мишки зудело все тело от укусов и щипало глаза от близких слёз.
Солнце потихоньку сползало за степь. От высоких камышей на тонкую кромку берега легла длинная тень, захватывая речную воду; она то и дело шла кругами от просыпавшихся и высовывавших свои рыльца на свет божий рыб. Они чуяли вечернюю прохладу и нежились в свежих струях течения в поисках упавших в воду насекомых.
«Лучше бы рыбу пошли ловить… – Мишка пнул сухую ветку, она плюхнулась в воду. – Если я сейчас скажу, что мы идем не в ту сторону, пацаны меня поколотят». Но лодка не появлялась.
– Пошли обратно… – вздохнул Димка.
Он смирился с тем, что им попадет дома за такое долгое отсутствие, и думал сейчас не о драке с Потапычем, а о том, как побыстрее найти лодку, чтобы добраться до того берега при свете дня, а не в темноте. Мысль о ночной переправе пугала. Очень.
Лодку они не нашли. Егор начал хныкать, вспомнив, что он самый младший и хочет к маме.
Мишка стал высматривать причал на том берегу. Он увидел там неясные фигуры. Наверное, кто-то из хуторян купаться пришел.
– Надо подняться повыше по течению, – дрогнувшим голосом сказал Мишка, – и тогда нас наискосок снесет прямо к причалу.
– А если ногу сведет? – жалобно спросил Димка.
– Чего это вдруг? – язвительно уточнил Потапыч. – То сидишь часами в воде, а то проплыть по течению несколько метров не можешь, так сразу ногу у тебя сведет. Не выдумывай! Не ночевать же тут. И правда, вдруг здесь гадюки.
Упоминание об этих опасных пресмыкающихся мгновенно прояснило мозги братьям, они полезли в воду вслед за решительным Мишкой.
Раздеваться не стали. Димка утопил оба шлепанца, а Мишка потерял сандалию. Он, быть может, и посмеялся бы над своей «удачливостью» – за небольшой промежуток времени умудрился потерять две сандалии и шлепанец, – но, подплывая к берегу, увидел отца и священника. Батюшка, как лев, метался по причалу, только полы светло-серой летней рясы взлетали от его резких движений.
