– Ничего я не боюсь. Просто я домосед… Погоди, какое море?
– Ты разве не знаешь? Дядя Петя тебе не говорил? Мы побудем у вас немного, а потом все вместе на его машине отправимся на море.
– Да ну?! – обрадовался Потапыч, но тут же сник. – Он меня не возьмет. Я по английскому на лето остался. Папка сказал, никакого моря мне не будет.
– Брось ты! Поедем. Дядя Петя тебя в воспитательных целях запугивает. Мой тоже мастер такие штучки проворачивать… – Сашка грубо выругался.
Потапыч покраснел и смущенно улыбнулся. За такие слова, скажи он их в присутствии взрослых, подзатыльником или шлепком по губам не отделался бы. Отец всегда повторял: «Черным словом не ругайся!»
– Ты чего?! – зашептал Потапыч, глядя вслед отцу и дяде, которые уже грузили в багажник объемную сумку дяди Паши.
– А что? – с вызовом спросил Сашка. – Ты бы слышал, как мой отец матерится. Да и твой тоже не ангел. В цирке многие так ругаются, да почти все!
– И дядя Паша не наказывает тебя за такие вот слова?! – изумился Мишка.
– Потапыч, не будь детсадовцем!
– Вы идете? – окликнул их от машины Петр Михайлович. – Дома наговоритесь!
В Мишкиной комнате отец поставил для себя раскладушку, а свою комнату уступил брату с племянником.
Пока гости переодевались с дороги, Мишка вился вокруг отца, который сел на веранде поесть – утром не успел.
– Что тебе? – не выдержал он. – Сядь и поешь нормально. Прыгаешь, как кузнечик.
– Пап, мы на море поедем, да?
– Сорока на хвосте принесла? – усмехнулся отец, потер затылок в раздумьях. – Ты же помнишь, что я тебе насчет моря говорил? Учеба прежде всего. Ты к учебнику не подходишь или благополучно спишь над ним. Что мы с этим будем делать? Может, репетитора тебе найти? Сергей Иванович, наш бухгалтер, хорошо язык знает.
– Вот еще, небось деньги ему платить придется! – фыркнул Мишка.
– Ну что делать, если ты у меня такой бестолковый. Придется раскошеливаться. – Отец торопливо допивал чай. – Вообще, не морочь мне голову! Иди занимайся.
– Сашка ведь приехал, – с недоумением напомнил Потапыч.
– Твоему Сашке тоже не мешало бы позаниматься. Паша говорит, что у него со школой нелады.
– Он и так один язык уже знает! – рассмеялся Мишка.
– Что ты имеешь в виду?.. Ну же, договаривай! – строго поторопил отец.
– Нет, ничего, – испугался Потапыч. – Я пошутил.
– Михаил, я жду!
– Он сказал, что и ты этот «язык» знаешь, и дядя Паша, и многие в цирке, – жалобным голосом сознался он.
– Ты мат имеешь в виду? – строго уточнил отец.
Мишка кивнул, обреченно понимая, что, не желая того, подставил сейчас Сашку. Если дядя Паша и смотрит на использование ругательств сквозь пальцы, то Петр Михайлович спуск у племяннику не даст.
– Так-та-ак… – сказал отец и пошел в дом.
Потапыч прокрался под окна террасы и услышал хлопки и Сашкины завывания.
– Избаловался! – кричал дядя Паша, явно применяя для воспитания что-то повесомее ладони – звук от ударов был смачный, звонкий, а Сашка взвизгивал по-девчоночьи тонким голоском. – Сладу никакого с ним нет!
– Сам виноват, воспитывать надо было лучше, – услышал Потапыч гневный отцовский голос. – Не хватало, чтобы он Мишку научил материться! Всыпь ему как следует, чтобы неповадно было.
– Папочка-а, дядечка-а! – громко выл Сашка. – Я больше не буду!
Отец вышел с веранды раздраженный. Мишка понял это по тому, как он то и дело передергивал плечами. Потапыч спрятался в кусты, зная, что, когда отец вот так поводит плечами, к нему лучше не соваться.
До слёз было жалко Сашку. Дядя Паша изо всей семьи выделялся особой суровостью. Ему рано пришлось начать работать, пробиваться в жизни. Он и женился тоже рано, и быстро овдовел, оставшись с грудным Сашкой на руках. Су́дьбы братьев Петра и Павла оказались похожими, но Мишкин отец оставался веселым и спокойным, а дядя Паша сердился по мелочам и часто кричал. Больше всего доставалось от него сыну.
Завывания Сашки на террасе длились еще минуты две, затем воцарилась напряженная тишина.
Мишка робко заглянул в одно окно, в другое. В отцовской комнате увидел спину Сашки, лежащего на кровати уткнувшись носом в стенку. Дядя ходил по комнате и, энергично взмахивая руками, судя по всему, продолжал отчитывать сына. Вдруг, обернувшись, он показал кулак Мишке. Тот отпрянул от окна, запнулся об один из кирпичей, обрамлявших грядки, упал и сильно содрал кожу с ладоней.
Потапыч молча пришел на веранду и протянул руки тетке. Она достала аптечку и начала обрабатывать ссадины. Он терпеливо морщился.
– Что это с тобой? – удивилась тетка. – Словно в рот воды набрал. С Сашкой уже поссорились?
– Сашка теперь со мной вообще разговаривать не станет, – посетовал Потапыч и рассказал тетке о произошедшем.
– Ну, Паша, конечно, жестковат. Но он с Сашкой совсем один, помощи ему ждать неоткуда. У Пети я под боком. И приготовить, и постирать. – Тетка взлохматила Мишке волосы. – Правда, никто это не ценит.
– Я ценю, – подхалимски сказал он.
– Ты еще замурлыкай! – засмеялась тетка. – Лгунишка!
– Ну, Потапыч, удружил! – На кухню влетел Сашка, хмурый и веселый одновременно. – Чего ты наболтал моему папахену?
– Повежливее про отца, – вмешалась тетя Вера. – Получил трепку – так остепенись, присмирей. Сам нарываешься, недотепа!
– Вы мне, тетя, лучше поесть дайте. Нотаций на сегодня хватит. – Сашка, в отличие от Потапыча, обращался к ней на «вы».
– Ну и наглец! – изумилась тетка, но пошла за тарелкой.
Сашка за обе щеки уплетал котлеты с макаронами. Мишка терпеливо ждал, когда он поест, усевшись в уголке на табуретке, за эмалированным голубым бачком с питьевой водой. Он чувствовал себя очень виноватым перед братом.
– Что ты там затаился? – Насытившись, Сашка откинулся на спинку стула.
– Я тебя подставил… – тяжело вздохнул Потапыч.
– Да брось ты! Отец нашел бы, за что всыпать, и без тебя. Он всю дорогу в поезде вопил, какой я плохой и непослушный, как будто я бобик на веревочке – должен выполнять команды «сидеть», «лежать», «фас».
– Наверное, у отца был повод сердиться на тебя, – вмешалась тетя Вера. – Он говорил, что ты учишься плохо, непослушный, драчливый.
– Убить меня за это, что ли? – У Сашки сузились голубые глаза. – Пошли, Потапыч, лучше в сад.
Сашка, похоже, обиделся на тетку.
В саду он ходил на руках, делал «колесо», перекатываясь с ног на руки и наоборот.
