Потапыч взглянул на Владика осуждающе.
– Это же старье. Он явно не в этом году и даже не в прошлом тут разбился.
– Вообще-то да. Но это же интересно! Я никогда на нем не был. Несколько раз приезжал сюда на велике, а один внутрь боялся лезть.
– А мне вот тоже что-то не хочется туда, – из вредности сказал Мишка.
Ему не понравилось, что он до последнего оставался в неведении и Владик, а не он на самом деле затеял приключение.
– Мишка, ну что тебе, жалко?! Или, может, струсил? – жалобно, а не задиристо спросил Владик.
Потапыч почесал влажный затылок. Нарочно тянул время, чтобы Владик понервничал, хотя сам всей душой рвался исследовать заброшенный катер.
– Это не я, а ты один боялся сюда лезть, – заметил он и ринулся к катеру так, что только песок во все стороны полетел от сандалий.
С теневой стороны от катера тянуло какой-то затхлой сыростью, гнилой прохладой. Это был запах заброшенности и одиночества. Мишке стало жаль катер.
Служил людям, бегал по волнам, а теперь, никому не нужный, ржавеет на пустынном берегу. Брызги долетают до изъеденных ржавчиной бортов, солнце раскаляет дырявую палубу, но не слышно шагов по ней, лишь мертвая тишина и запустение.
Потапыч, ссаживая кожу на ладонях и коленях, вскарабкался на борт и помог взобраться Владику. Ни одного стекла в рубке не сохранилось, металлическую дверь заклинило в полуоткрытом положении. Но мальчишки пролезли в щель.
В приборной доске, там, где когда-то была навигационная аппаратура, зияли дыры, которые напоминали выбитые глаза. Владик носился по катеру и заглядывал всюду, где не заржавели люки, хотя суденышко не отличалось большими размерами.
Мишка сел в рубке на металлический ящик у внутренней стены. В окна виднелось не море, а поросший сухой травой холм.
«Интересно, он совсем умер, когда лишился моря и заржавел, или еще доживает? Скрипит, вздыхает, как несчастный старик…» – подумал Потапыч.
Мишка почувствовал, как подступают слезы. Но они мгновенно ушли, когда он услышал истошный вопль Владика. В воображении Потапыча пронеслись страшные картины: Владик нашел скелет, прикованный цепями в трюме, Владика ужалила чудовищная ядовитая змея, Владика схватил затаившийся на катере беглый преступник. Но, выбежав на палубу, он убедился, что все гораздо проще. Нога Владика пробила ржавую палубу, почти до колена провалилась и застряла. Владик верещал так, что становилось ясно: кричит он не от страха, а от боли.
Потапыч попробовал вытащить его ногу, но Владик заорал еще сильнее.
– Ну что ты? – испугался Мишка. – Чего тебя сюда понесло? Здесь же видно, что палуба совсем тонкая, как бумага.
– Я не видел… Ой, больно! – Владик захныкал. – Вдруг – хрясь! – это нога сломалась… А вдруг меня там, под палубой, кто-то укусит?
– Крокодил? – насмешливо уточнил Мишка, а у самого все замерло в груди.
Он снова попытался освободить Владика из палубного капкана, но тот закричал, побледнел и покрылся испариной.
– Что ж, делать нечего. Придется сдаваться… – вздохнул Мишка.
– Ты что имеешь в виду? Кому… сдаваться? – не понял Владик.
– Родителям! Ты сиди, а я быстро сгоняю за помощью на велике.
– Ага, ты меня бросишь!
– Дурак! Я скоро, говорю же!
Потапыч побежал было, но вернулся, стянул с себя футболку и накинул ее на голову Владика.
– Пока я доеду, тебя удар солнечный может хватить.
– А ты обгоришь, – вяло возразил Владик и отодвинул с глаз подол Мишкиной футболки.
Спрыгнув с катера, Мишка побежал к велосипеду.
Ему показалось, что ехал он теперь вдвое дольше, чем к катеру. Хотя Потапыч стремился быстрее помочь Владику, ноги отказывались крутить педали, приближавшие его к рассерженным взрослым. Он не сомневался, что им с Владиком попадет по первое число.
Отец сидел в саду, в плетеном кресле, и читал газету. Дядя Паша разминался в тени яблони. Дядя Боря стучал мячиками об пол в сарае.
Подняв глаза на прибежавшего Мишку, отец покачал головой:
– Куда ты сбежал? Где твоя футболка? Ты же весь красный. Сгорел небось? Подойди, я лоб потрогаю. Тетка права: за тобой нужен глаз да глаз.
Запыхавшийся Потапыч подошел, мысленно соглашаясь с отцовскими упреками.
– Да ты весь горишь! – Отец коснулся прохладной ладонью его лба. – Вот еще не хватало нам болезней! Иди в комнату. Сейчас у хозяйки градусник попросим.
– Мне просто жарко, – прошептал Мишка, схватив отца за плечо и приблизившись к его уху, чтобы не слышал дядя Паша. – Там Владик… У него нога застряла в палубе. Его надо вытащить. Только пока родителей не стоит пугать. Ладно?
– В какой палубе? – негромко уточнил Петр Михайлович.
– Тут недалеко, на берегу, брошенный старый катер. Мы поехали, залезли на него, а у Владика нога провалилась. Он помощи ждет.
– Поехали, – решительно встал отец, уронив газету на землю. – Аптечка в машине. Принеси ключи из комнаты. Живо! И футболку надень.
Через минуту они уже ехали на помощь Владику на джипе. Колючки скребли по его днищу и бокам. Нагревшийся на солнце джип быстро охлаждался изнутри кондиционером. Мишка почувствовал себя лучше, но его зазнобило.
– Когда ты будешь думать, прежде чем что-то делать? А если бы вы оба провалились? – не оглядываясь на Мишку, спросил отец.
Потапыч живо представил себе два маленьких скелета на палубе брошенного катера – выбеленные на солнце косточки в полуистлевшей одежде. Но это уже в финале, а до того мучительная смерть от голода и жажды в капкане старого катера, который оказался не таким уж мирным. А может, он так мстит людям за свое одиночество?
Потапыч тряхнул головой. «Корабль тут ни при чем. Не стоило лезть куда не надо», – подумал он, подпрыгивая на пружинистом сиденье джипа, который перекатывался по кочкам, приближаясь к цели.
Владик лежал, накрыв лицо Мишкиной футболкой, и Потапыч, увидев его, решил, что он или совсем плох, или… умер.
Но, услышав шаги по палубе, Владик вскочил, обрадованный, и застонал, потревожив ногу.
– Тихо, тихо, – попросил отец. – Сейчас мы тебя вытащим.
Он принес с собой из машины монтировку – инструмент для смены колес – и ею аккуратно расширил отверстие в палубе так, что в конце концов удалось вытащить ободранную и припухшую в ступне ногу Владика. Взяв мальчишку на руки, Мишкин отец бережно отнес его, обессилевшего от слёз и страха, в машину и уложил на заднее сиденье.
– Заедем домой, скажем твоим родителям, и срочно в травмпункт.
