Потапыч никогда не видел его так близко и оробел.
– Ну что ты, проходи, – грубым голосом велел Полушкин.
Далеко они не пошли и уселись тут же, на террасе, за небольшим квадратным столом без скатерти. Мишка оглянулся. На полу – вязаный потертый оранжевый коврик, на стенах выгоревшие обои, почти белые, с размытым рисунком – то ли цветы, то ли сухая трава. В углу белый буфет, на нем плошка с вареньем и чашка с недопитым чаем. Рядом большой платяной шкаф.
Мишку удивило, что Полушкин не пригласил его в дом. На хуторе если хозяева разрешали войти, то не держали гостей на террасе или веранде.
Урок проходил скучно. Полушкин поправлял произношение каждого сказанного или прочитанного английского слова. К концу часа, который ему выделил в свой обеденный перерыв бухгалтер, Потапыч окончательно уверился в своей полной тупости и неспособности к изучению английского.
Его поразило то, как легко говорил по-английски Полушкин. Мишка, задумчивый, пришел домой.
– Ну, как занятия? – спросил отец, когда все сели за стол обедать. – Что ты такой озабоченный?
– Откуда Сергей Иванович так хорошо знает английский?
– Какая разница? Главное, что он согласился с тобой заниматься, да еще и деньги отказался брать. Толковый человек, хотя, конечно, характер тяжелый.
– Да уж! – усмехнулся дядя Гриша, скорчив непонятную Мишке гримасу. То ли ехидную, то ли недовольную.
– Ладно-ладно, – урезонил его отец. – Если ты с ним не ладишь, это еще ничего не значит.
– Он на гнома похож, – выдал свои наблюдения Потапыч, за что тут же схлопотал отцовский подзатыльник и одобрительную улыбку дяди Гриши.
– Ты не внешность чужую обсуждай, – строго выговорил отец, – а подумай лучше о своей учебе. Выполняй все, что говорит Сергей Иванович, и, может быть, тогда сдашь переэкзаменовку. Умник!
После обеда, дождавшись, когда отец с дядей Гришей уйдут на конезавод, Мишка решил осмотреть участок Полушкина. Памятуя о неудачном опыте со слежкой за трудовиком, Мишка сначала убедился, что хозяин на работе. Постучал в дверь, решив соврать, что забыл тетрадку, если Полушкин вдруг окажется дома. Но никто не открыл: Сергей Иванович жил одиноко.
Потапыч обошел дом, радуясь, что у Полушкина нет собаки. На хуторе его не считали своим, называли «горожанином». Он переехал из Ростова на хутор чуть больше года назад, не обзаводился никакой живностью и не сажал огород.
Часть окон закрывали ставни. Остальные были плотно зашторены. Это еще больше раззадорило Мишку.
«Что он скрывает? – гадал Потапыч. – Никто на хуторе так не таится. Все на виду».
Нахмурившись, он вышел со двора Полушкина и тут же чуть не попал под велосипед Димки.
– Ты вернулся? – удивился Димка, затормозив.
– Ты что, ошалел? – со злостью ответил вопросом Мишка, потирая ушибленную коленку.
– Я же не нарочно. Чего ты такой встрепанный? – Димка прилег на руль и блаженно улыбнулся. – Как оно, море?.. С нашим папашей не поездишь! У Егора велик сломался, он и чинить не хочет, и новый покупать тоже.
– Отец? – уточнил Мишка. – Он у вас суровый. – Потапыч посочувствовал и запоздало пожалел, что отдал ракушку Ленке. Лучше бы Димке подарил. – И наш Дон ничуть не хуже. А там как нырнешь, так соленой воды нахлебаешься.
Но в глазах Димки завистливо плескалось море, которого он никогда не видел и в ближайшие годы вряд ли увидит.
– Ты откуда? – спросил грустно Димка.
– От гнома! – усмехнулся Потапыч. – Папка попросил его со мной английским заняться.
– Бухгалтер? Он знает английский?
– Вот и я о том же! Лопочет, как настоящий англичанин.
– Может, он шпион? – вдруг шепотом предположил Димка.
– Мне тоже так кажется, – понизил голос и Мишка. – У него все окна закрыты ставнями или зашторены. Занимались на террасе, в дом не приглашал.
– Пошли в храм. Егор там…
За кафедрой, где любили сидеть мальчишки, пахло яблоками. Егор доедал уже третье, если судить по двум огрызкам, лежащим в углу кафедры, на каменном сером полу.
– Ты что?! Убери! – зашипел на него Димка. – Отец увидит – прибьет.
Егор неохотно сгреб огрызки и убежал выбрасывать на улицу, пробормотав, что отца все равно в храме нет, он обедать пошел.
– Я тоже есть хочу, – пожаловался Егор, вернувшись. – А он велел подождать его тут, не оставлять храм без присмотра. У нас в Ловчем нет посторонних… Если только тетке Марьяне взбредет в голову похитить свечи или кадило.
Димка в двух словах выразил опасения Потапыча:
– Полушкин – шпион.
Егор оказался самым здравомыслящим из троих.
– Чепуха! – сказал он. – Что ему тут выведывать? Сколько кур у Герасимчука?
У семьи Герасимчук было кур больше, чем у всех остальных, вместе взятых, – они торговали яйцами на рынке. Никто точно не знал, сколько у них кур, в том числе и сами Герасимчуки.
Потапыч переглянулся с Димкой и смущенно покашлял.
– Он английский знает, – промямлил Димка, сраженный логикой брата.
– Ну и что? – не растерялся Егор. – Наша учительница Мария Матвеевна тоже знает, она даже его преподает.
– Сейчас кто-то в лоб получит! – сквозь зубы процедил Потапыч.
– Сам получишь, – осмелел Егор, который не так часто чувствовал преимущество над старшим братом и его одноклассником.
– Больно умный! Язык прикуси, – посоветовал Димка. – Не хочешь с нами – без тебя обойдемся. Вали отсюда!
– Меня папка оставил тут за порядком следить. Сами валите!
– Я ему расскажу, какой порядок ты учинил. – Димка показал глазами в угол, где недавно лежали огрызки.
– А я расскажу, какой ерундой вы занимаетесь. Мишка учиться не хочет – вот и придумал игру в шпионов.
Димка двинул Егору кулаком в бок, тот ойкнул и пнул брата ногой. Учитывая, что они оба сидели на полу, этот безмолвный бой можно было назвать схваткой в партере. Потапыч редко вмешивался, если братья дрались, и сейчас не стал, однако всей душой болел за старшего. Возня становилась более ожесточенной. Димка с Егором, обхватив друг друга, уже катались по полу.
– В храме драку учинили?! – раздался громовой голос отца Максима.
Мишка вдруг получил по затылку ни за что ни про что и бросился бежать. За спиной раздался крик Егора, а затем и Димки. Они выбежали на улицу, встрепанные и испуганные.
– Будет нам теперь дома, – выразил общее мнение Димка. – Ты виноват!
– Ты первый начал!
– Ну, вы еще подеритесь… – вздохнул Мишка, с опаской думая, как бы священник не нажаловался отцу. – Домой пойду. Похоже, гроза будет.
