После конюшни они пошли прогуляться по городу, полюбоваться на гору Змейку высотой почти тысячу метров над уровнем моря.
Со стороны города гора выглядела голой, мрачной.
– Лес с другой стороны, – пояснил отец. – Смотри-ка, а вон там Эльбрус, – показал он на очень далекую горную вершину. – До него на самом деле около девяноста километров. Но сегодня день ясный. Сейчас градусов шестнадцать – отличная погода! Хорошо бы и завтра не развезло. А воздух-то какой! Звонкий, сочный! – Он приобнял сына за плечи.
– А мне степь больше нравится, – поёжился Мишка, прильнув к отцу. – Горы как-то давят.
– Ты как улитка! – рассмеялся Петр Михайлович. – Будь твоя воля, ты бы дом на спине с собой таскал. Домосед! Подумай только, ты в этом году и море, и горы видел! Кто из твоих одноклассников может этим похвастаться?
Они прошли еще немного. Опавшие листья шуршали под ногами.
– Чего притих? – покосился на него отец.
– Она не звонила? – спросил Мишка, имея в виду мать.
– А ты соскучился? – виновато поглядел на него Петр Михайлович.
– Вот еще! – замахал руками Мишка. – Наоборот, я боюсь, что она позвонит.
– Чего ж теперь бояться? Ты ведь решил для себя. Или…
– Нет! Нет! – нервно повысил голос Мишка. – Я не хочу с ней видеться.
– Спокойно. Мы все обсудили. Не надо волноваться, у нас сейчас другие цели. Соревнования…
– Пап, неужели это будет уже завтра?
– Конечно! В десять утра начало старта. Чего ты запаниковал? Сам подумай: наденем красивые костюмы, прокатимся по дистанции, и всё. Ты только меня слушай. Не спеши. Горчик усвоил темп. Не смотри на других, они могут ошибаться – ехать слишком быстро или слишком медленно. Смотри на меня. По правилам, я дальше чем на пятьдесят метров удалиться от тебя не смогу. Мы с тобой ездили по более сложным маршрутам. Здесь если и надо переезжать ручей или речку, то дно в месте проезда будет очищено от камней и глубина маленькая. Объезжать я бы не стал: только время терять. Главное, не нарушать скоростной режим, не запутаться с маршрутом и доехать до конца. А это удастся в том случае, если ты не начнешь суетиться и паниковать. Кстати, грамоты получат все участники соревнований, кто доедет до финиша. Старт общий, все вместе стартуют, и тут нельзя растеряться. Следи за мной, смотри, чтобы тебя не затерли… Да не пугайся ты так! – рассмеялся он, увидев, что Потапыч слушает, приоткрыв рот и распахнув васильковые глаза. – Поверь, стоит только начать, а там по ходу дела разберешься.
– Ты видел, какие ребята собираются участвовать? Они почти взрослые.
– Вот именно! – усмехнулся Петр Михайлович. – Как говорится, в девках засиделись. С таких соревнований надо именно в твоем возрасте начинать, не позже, а потом только наращивать сложность. Большинство из этих ребят не доедут до финиша. Или запаникуют, или от самонадеянности будут баловать со скоростью.
– А защитный жилет я все-таки не надену. Я спросил у одного мальчика. Он сказал, что это необязательно.
– Для твоего возраста рекомендуется, – посерьезнел отец.
– Мне в нем дышать тяжело, – заканючил Мишка.
– И думать забудь!
– Тогда я куртку не надену.
– Если погода будет как сегодня, то пожалуйста, – пожал плечами отец. – Пойдем-ка в санаторий. Надо пообедать, а потом отдохнуть как следует.
* * *
Мишка подошел к зеркалу и заглянул в него, робея. Он показался себе очень тощим и длинноногим в черных высоких сапогах до колен, узких брюках для верховой езды, в черной рубашке поло с эмблемой отцовского конезавода на правом нагрудном кармашке. Петр Михайлович был одет так же.
Их костюмы отдаленно напоминали Потапычу черкеску с газырями. Он тут же вспомнил девиз семьи барона Врангеля: «Сломишь, но не согнешь».
Отец держал Мишкин шлем и ненавистный жилет. Дядя Гриша и Виталик несли их седла.
Отцовское седло выглядело потертым, но, как шутил дядя Гриша, отец мог выиграть любые скачки вообще без седла и даже усевшись задом наперед, лишь бы конь был и показали, куда скакать.
Уже сидя на Горчике, Мишку трясло в предстартовой лихорадке, и он то и дело дергал за ремешок шлема под подбородком.
Отец с номером три на спине подъехал ближе и похлопал сына по плечу:
– Спокойно. Сейчас поедем прогуляемся. А завтра уже дома к вечеру будем. Езжай со мной рядом.
Прозрачный воздух, золотые листья на деревьях и на земле, кони, всадники…
Мишка тронул Горчика с места и держался около отца. Постепенно он начал успокаиваться. Поскольку следил за Горцем, то не смотрел на соперников, но вдруг заметил, что двое мальчишек стали уходить от основной группы.
Потапыч хотел было прибавить, но отец одним взглядом остановил его.
А за поворотом лесной тропы они увидели, что тех двоих заставили спешиться судьи и, очевидно, сняли с соревнований за скоростные нарушения.
– Вот видишь, – коротко сказал отец. – «Тише едешь – дальше будешь».
И в самом деле, вскоре они оказались впереди остальных. Отец держал ритм на предельно разрешенной скорости, а Мишка не торопил спокойного Горчика.
Через час с небольшим они добрались до двадцатикилометровой отметки. Ветеринар стал осматривать лошадей, в том числе и Горца. Его пульс довольно быстро восстановился.
Мишка выпил воды, и снова отец помог ему сесть на Горчика. И опять их окружали соперники, некоторые опережали, но Петр Михайлович знаками показывал – не торопись.
Ручей, которого так опасался Мишка, многие побоялись переезжать и направились в объезд. Вода в нем бежала быстро, и он был широкий. Но отец спокойно направил коня в воду, и Потапыч нехотя двинулся следом. На дистанции разрешалось спешиваться и вести лошадь в поводу, но отец предупредил, что это бессмысленная трата времени.
…Мишка не сразу понял, что проехал финиш. Когда к нему направился кто-то из судей, он испугался и решил, что его хотят снять с соревнований за ошибку. Он бы, наверное, расплакался от обиды, но вовремя подоспел отец.
– Молодец! – хлопнул он сына по спине и помог спешиться.
Ветеринар считал пульс Горчика: тот раньше времени пришел в норму, чему порадовался отец. Тут же находились и Аркадий Степанович, и дядя Гриша, и Виталик, который укрыл лошадей теплыми попонами. Горчик получил от Мишки сухарик и был доволен жизнью, судя по его хитрым глазам.
Потапыч растерялся совсем. Не мог понять, куда идти и что делать. Если бы не отец, его могли затоптать подъезжающие всадники.
Петр Михайлович отвел его под навес и сунул в руки пластиковый стаканчик с горячим сладким чаем.
