— Не устраивает, — так же хмуро ответила девушка.
Лавьер подошел, остановился рядом, внимательно глядя ей в глаза.
— Оникс, Оникс… Тебе стоило бы быть хоть чуточку благодарной, ты не находишь? Я спас твою жизнь.
— А я — твою, — глядя ему в глаза, отозвалась она, — так что мы в расчете. И скажи, за что мне тебя благодарить? За новые платья или украшения? Не надо, обойдусь, — она покачала головой, — или за твои издевательства?
Оникс упрямо смотрела в зелень его глаз, ощущая, как поднимается внутри злость, которую она уже не могла сдержать.
— Ого, — сказал аид, — вижу, магия целителя и правда тебе помогла. Очень хорошо.
Он улыбнулся, обвел пальцем контур ее губ.
— Очень хорошо, Оникс, — повторил Лавьер. — Сопротивляйся, так мне больше нравится. Я не люблю иметь полудохлых девиц.
— Да? Что-то тебе это не слишком мешало последние дни.
Он уже откровенно смеялся.
— Сладкая раяна, ты специально меня дразнишь? Соскучилась по моим ласкам?
— А это были ласки? — огрызнулась она. — Я думала, это называется насилие.
Смех пропал из его глаз, и появилась злость. Смена его настроения пугала Оникс, но она продолжала смотреть на него, упрямо сжав зубы.
— Ты меня злишь, Оникс.
— Чем? Правдой?
— Упрямством. Тебе стоит понять, что я буду делать с тобой что захочу и как захочу и мне плевать, нравится тебе это или нет.
Он отошел от нее, сел в кресло, в зеленых глазах появилась уже знакомая насмешка.
— Зови Беатрис и мастериц.
Оникс дернула плечом, но вышла в коридор, позвала прислужниц. Те явились, обступили ее с мотками лубяных веревок, которыми снимали мерки, и ворохом разноцветных тканей, от многоцветия которых у Оникс закружилась голова. Процедура обмера тоже удовольствия не доставила, пожилая мастерица и ее помощница накидывали на Оникс ткани, что-то закалывали иголками и делали пометки, а раяне оставалось только стоять и зябко поджимать ноги.
Лавьер подошел, присел перед ней, не обращая внимания на мастериц, поднял Оникс юбку и положил ладони на ее холодные щиколотки.
— Ты замерзла? — спросил он.
Оникс мотнула головой, но он внимания не обратил, поднял ее на руки, посадил на кровать. Кивнул мастерицам.
— Все, уходите. — Те торопливо схватили ткани и, пятясь, выскочили за дверь.
Аид растирал ступни Оникс теплыми ладонями, пока они не согрелись, а потом прижался губами к коже с внутренней стороны голени, чувствуя, как вновь пробуждается внутри это дикое желание не просто целовать — лизать ее кожу языком, так, чтобы чувствовать вкус. Он держал в руках ее ступни, стоял на коленях и прикасался губами, трогал, поднимаясь все выше по ее ноге, облизывая с чувственной нежностью, не в силах оторваться. Он знал, что должен остановиться, знал, что нельзя, знал и… продолжал. Теперь он целовал ей бедра, осторожно прикусывал кожу.
Оникс тихо вздохнула, и Лавьер поднял голову. В ее глазах медленно разливалось привычное равнодушие, что так бесило его. Словно раяна нашла способ сбежать от него, оставаясь рядом. Аид сжал зубы, отпустил девушку и поднялся.
— Сиди, я прикажу принести тебе обувь. Почему ты постоянно мерзнешь?
Она пожала плечами. Оникс всегда легко замерзала, а ноги и руки так и вовсе становились ледышками, стоило лету смениться осенней стылостью. Она к этому привыкла и внимания не обращала.
Беатрис принесла ей сапоги, чему Оникс обрадовалась, она опасалась, что придется расхаживать по замку в туфельках. Лавьер молча наблюдал, как она обувается, а потом пошел к двери, и девушка двинулась следом. Все-таки ей было интересно, где она оказалась.
На первый взгляд Оникс показалось, что замок огромен, и она быстро запуталась в бесконечных галереях, крутых каменных лестницах и переходах. А еще оказалось, что здесь проживает очень много людей, хотя это и понятно, чтобы содержать в порядке столько помещений, десятком прислужников не обойтись. Почти все жили в замке постоянно, в комнатах на первом этаже.
И все кланялись, когда встречали их, отчего Оникс каждый раз становилось неловко. Она остановилась возле ряда портретов, что висели в длинной галерее. С темных полотен на нее смотрело все родовое древо Лавьеров, мужчины в темных камзолах, женщины с холодными глазами. Она всмотрелась в лицо зеленоглазой брюнетки, редкой красавицы даже на портрете. Только от ее взгляда с холста хотелось убежать и спрятаться под кроватью. И очевидного сходства с аидом мог не заметить только слепой.
— Это твоя сестра? — спросила Оникс. Не то чтобы ее это очень интересовало, но идти по галерее в молчании, под пристальными и презрительными взглядами с портретов было неприятно.
— Мать, — спокойно ответил он.
— Да? Она выглядит очень молодой, — удивилась Оникс.
— Она рано умерла. Отец убил ее в приступе ревности, — любезно пояснил аид.
Оникс быстро посмотрела на него, не понимая, нужно ли как-то реагировать на эти слова. Лавьер смотрел спокойно, на лице, как обычно, ни одной эмоции. Девушка пожала плечами и промолчала. В конце концов, ей нет дела до их семейных историй.
— Твой отец тоже был Сумеречным? — спросила она.
Он молчал, и Оникс, чуть ушедшая вперед, обернулась. Он догнал ее, пошел рядом.
— Ребенок с даром может родиться только у обычных родителей. У Сумеречных не бывает детей, Оникс, ты разве не знаешь?
Девушка слышала что-то такое, но благополучно забыла. Раньше ее не слишком интересовали такие, подробности из жизни магов империи. Хотя это были известные факты, ведь даже наследный принц не был сыном Темного Владыки, а лишь его двоюродным племянником, потому что повелитель был магом, причем сильнейшим. Его магия позволяла ему жить уже более двух веков, не старея и избегая зова Сумеречных Врат.
Оникс шла рядом с аидом, поневоле задумавшись о судьбе Сумеречных псов, тех, кого так боялись и ненавидели в империи. Сумеречные не имели семьи, у них не могло быть детей, вся их жизнь была подчинена приказам Владыки.
— Незавидная судьба, — с горькой насмешкой сказала она. — В нашем мире родиться с даром или родиться раяной — одинаково мерзко. И там, и здесь итог один, а жизнь такая, как прикажут. Раянам — умирать, псам — убивать.
Она пожала плечами и пошла вперед, больше не оглядываясь и не глядя на портреты.
* * *
Завтрак аид приказал накрыть в большой комнате, уставленной шкафами с книгами, и пока прислужницы расставляли на столе еду, Оникс завороженно рассматривала солидные кожаные переплеты и свитки пергаментов.
— Ты умеешь читать? — спросил Лавьер, появляясь за ее спиной.
— Нет, в обители этому не учат, — спокойно соврала Оникс. — Но мне нравится, как пахнут книги. — Она осторожно провела пальцем по толстому черному фолианту.
