Неподалеку от этого места были припаркованы старенькие «Жигули». Их владелец пил чай со знакомой девушкой в кафе по соседству. При виде такого беспредела он вскочил, прыгнул за руль и погнался за нарушителем. Разумеется, не догнал — как обычно происходит в таких случаях, ГАИ остановила именно его. Благо, свидетелей нашлось достаточно, и все они подтвердили: парень ни в чем не виноват, наоборот, попытался догнать преступника.
Этим безбашенным парнем оказался Виктор Шамрай, сотрудник одной из частных типографий. Он запомнил номер машины негодяя. Кстати, не он один отличался хорошей памятью: номер зафиксировали еще двое очевидцев события. Правда, ни Виктору, ни кому-либо еще не удалось разглядеть лицо того, кто сидел за рулем, и тех, кто находился в салоне авто.
Пострадавших забрала скорая. Бабушка успела в последний момент прикрыть собой внучку. Сама же, совершенно искалеченная, спустя несколько часов скончалась. Девочка осталась в живых, но многочисленные переломы и травмы требовали длительного и серьезного лечения. И желательно в Киеве, поскольку житомирские врачи не располагали такими возможностями.
По номеру машину удалось быстро вычислить, она была зарегистрирована на имя Эдуарда Кострицы, племянника известного в Житомире бизнесмена Василия Кострицы. Как раз в это время богатый и влиятельный дядюшка находился за рубежом, поэтому ничто не помешало милиции явиться к его племяннику домой. Эдик отсыпался с похмелья: накануне он бурно отпраздновал свое восемнадцатилетие. Рядом спала не менее пьяная девица. Квартира принадлежала Эдику, родители подарили ее сыну в ознаменование совершеннолетия. Кострица-старший успешно занимался недвижимостью.
Что касается машины, то она была дядюшкиным подарком. Не к дате, а просто так, потому что племяш давно мечтал о собственном автомобиле. В действительности Василий Кострица не потратил на этот подарок ни гроша: не новый, но вполне приличный «бумер» ему подогнали в погашение долга, и взять его было для него скорее делом принципа, чем реальной необходимостью. Кострица тут же спихнул машину племяннику и начисто забыл о ней.
Разбуженный «адский водитель» сперва ничего не понял, потом на всякий случай послал всех присутствующих на… (что впоследствии было дословно зафиксировано в протоколе) и, даже когда на него надевали наручники, был вполне уверен, что все это — такой себе экстремальный розыгрыш. Однако сообразив, в чем дело, сразу пошел в глухой отказ. Девица также все отрицала, даже отказалась назвать собственные имя и фамилию для установления личности.
Кострица-старший поставил на уши весь город, но единственным результатом его деятельности стало то, что адвокату за какую-то нереальную сумму под утро удалось вытащить протрезвевшего и насмерть перепуганного Эдика из КПЗ. С парня взяли подписку о невыезде, родители по-быстрому спрятали его в больнице, пояснив, мол, у сына нервный шок и, как следствие, общее расстройство нервной системы.
Но следствию на это было наплевать. При всем желании отмазать Эдика ни у кого не получится. В ходе задержания парень заявил, что автомобиль марки БМВ, государственный номер такой-то, принадлежит ему и никто его не угонял, а если бы попробовал, то ему бы точно оторвали яйца. При этом Эдик упорно твердил, что никого не сбивал и вообще не при делах. В то время как семеро свидетелей зафиксировали номер машины, а свидетель номер один, Виктор Шамрай, даже гнался за взбесившимся «бумером» и также зафиксировал номер. А поскольку машину никто не угонял и, кроме Эдика, сидеть за рулем в ней в тот день никто не мог, вывод напрашивался сам собой: Эдуард Кострица виновен в смерти пожилой женщины и причинении тяжких телесных повреждений ребенку. Суд и приговор — вопрос времени.
Отец Эдика понимал это, как никто. Поэтому, приложив максимум усилий, чтобы оттянуть время, он дождался возвращения старшего брата. Василий Кострица первым делом наведался в больницу к племяннику. Там он выгнал всех из палаты, а через двадцать минут перепуганная медсестра молча вытирала мокрым полотенцем кровь с разбитой физиономии Эдика, а он тем временем сплевывал обломки одного из передних зубов. Но эти подробности всплыли позже, случайно, и к делу непосредственно не относились.
Покончив с воспитательным моментом, Василий Кострица взялся за дело всерьез. Посыпались звонки из Киева на нужные номера в высоких кабинетах. Затем шестеро очевидцев круто изменили показания. Двое вообще от всего отказались, заявив, что на самом деле ничего не видели — просто хотели помочь милиции в поисках преступника. Трое заявили, что ошиблись в цифрах и назвали совершенно другие номера автомобиля, окончательно сбив с толку следователя. Еще один продержался дольше, но после того, как у него ни с того ни с сего вдруг сгорела собственная машина, сообщил, что ошибся и на самом деле точно не помнит номер «бумера».
Тем временем искалеченную девочку оперативно доставили в престижную киевскую лечебницу на специально оборудованном автомобиле коммерческой медицинской службы. Там к ней приставили парочку светил и вышколенную обслугу, и вскоре стало известно, что девочка уже ходит, хотя и прихрамывает, а временами у нее кружится голова. Но в целом необходимая медицинская помощь была оказана более-менее своевременно. Во сколько обошелся курс дорогостоящего лечения и кто за него заплатил — осталось тайной. Главное заключалось в том, что родные девочки, перед тем как отправиться вместе с ней в Киев, забрали заявление под предлогом того, что не имеют претензий. Тем более что стало совершенно непонятно, кому предъявлять эти претензии. Шестеро свидетелей были уже далеко не столь категоричны. А сам Эдик клялся-божился: до того набрался на собственных именинах, что провалялся в постели весь следующий день. Кстати, и у девицы прорезалась память, и она собственноручно накатала по этому поводу целых четыре страницы показаний.
Свидетели могли ошибаться. Эдуард находился дома. И разве мало в Житомире похожих БМВ, на которых разъезжают пьяные подонки? В конце концов, ведь лица водителя так никто и не видел, даже седьмой свидетель, Виктор Шамрай, который уперто стоял на своем и не менял показаний. К концу расследования он остался единственным, кто соглашался дать показания, и без него дело могло развалиться окончательно.
— Мутная была история, — согласился Бражник. — По-моему, уже следующей весной, после революции, у нас куча народу вылетела из-за коррупции. В том числе и дело Кострицы им припомнили.
— Нашим тоже досталось, — кивнула Кира. — Только дело все равно развалилось. Шамрай тоже отказался от своих показаний. Как и все остальные. Перепутал, понимаешь. Ошибочка вышла. Но знаешь, как и почему так вышло?
— Купили или запугали?
— Однажды утром, в конце июля, Виктора остановили прямо на улице и запихнули в машину… — Кира говорила спокойно, буднично. — В машине завязали глаза. Потом вывезли куда-то за город или в частный сектор, не суть важно. Заволокли в специально подготовленный погреб, оставив под потолком слабенькую лампочку, и приковали цепью к стальной скобе, вмурованной в бетон. А напротив, тоже на цепи, посадили здоровенного свирепого волкодава.
— Ничего себе!
— Причем, — продолжала Кира, — собачью цепь сделали вполне определенной длины. Даже натянув ее, пес не мог дотянуться до пленного на каких-то полметра. Выйти из своего угла он не мог. Неверный шаг — и зверюга схватит за ногу, за руку, да за что попало. Пес рвался вперед, стоило парню просто пошевелиться. Виктор кричал, пытался что-то объяснить, попросить — напрасно, с ним никто не общался. Так он провел в подвале с глазу на глаз с псом целые сутки. Голодный, раздетый до трусов. Под утро он уже весь был в собственной и собачьей моче, потому что сток в подвале отсутствовал. А псу хоть бы что: он просыпался от малейшего движения потенциальной жертвы…
